В другой жизни
Шрифт:
На фотографиях я была еще со слегка взъерошенным каре выше плеч, с которым себя и помнила: волнистые пряди путались, не желая укладываться в аккуратную прическу, и я махнула на них рукой. Каждый раз забываю спросить у девчонок, когда меня так коротко постригли и откуда седые волосы. Скорее всего, это все же в больнице. Да и ладно, пусть хоть наголо меня бы побрили. Помню, в детстве мы все передавали друг другу байку, искренне в это веря, что, если побриться наголо, волосы потом будут расти густыми и кудрявыми. Я тоже верила, хотя проверить не могла: они и без того у меня были густые и кудрявые. А пока я, пожалуй, похожу со стрижкой. Очень удобно, и мне идет. Во время комы я все-таки похудела,
Жаль, что так мало общих снимков, но Максим сказал, что я не любила фотографироваться. Странно, мне помнится, раньше любила. Правда, в соцсетях меня не было. Я все собиралась завести аккаунт в одной из них и даже подумывала о блоге с каким-нибудь броским названием вроде «Записки коматозницы» или «Выхожу однажды я из комы», но как только я намеревалась это сделать, мне становилось до чертиков лень. Казалось, руки словно наполняются свинцом, и голова делалась туманной. "Да ну его, в самом деле, что мне даст этот блог? – одергивала себя я. – Нинка-блогерша. Придумала ж".
Максим после той встречи деликатно молчал: мы договорились, что я первая напишу или позвоню, а сама я все тянула с ответом. Мне даже стыдно было, ведь он так долго ждал меня, и вот я наконец пришла в себя, а толку никакого. Сколько можно его держать в подвешенном состоянии? Стоило, конечно, хотя бы куда-то с ним сходить, постепенно привыкая друг к другу. Но вдруг тянуть не нужно? Может, лучше наоборот, с места в карьер устроить встряску своей психике, и тогда получится вспомнить? Может быть, прикосновения и запахи разбудят то, что не смогли оживить звуки и картинки?
Я закрыла глаза, снова пытаясь представить нас вместе. Принялась рисовать в уме откровенные картины нашей близости, воображая, как Максим обнимает меня, а его лицо склоняется к моему так, что я чувствую его дыхание, и почти ощутила, как он запускает руки мне под футболку и медленно ведет ладони вверх, едва касаясь кожи горячими пальцами… Заколотилось сердце, снизу доверху по всему телу мгновенно прошла волна жара, кровь прилила к лицу, и что-то сладко кольнуло в солнечном сплетении. Я непроизвольно заулыбалась в предвкушении и вдруг словно упала в ледяную воду. Я увидела перед собой его лицо, и оно было настолько чужое, незнакомое, далекое. Холодный взгляд, ядовито-хищная улыбочка, красивая до головокружения и вместе с тем отталкивающая и неприятная. Я представила, как он прикасается к моей коже этими чужими губами, и мне стало почти страшно.
В чем же дело? Возможно, мы ссорились или он обижал меня, и мое подсознание помнит об этом. А может, все это потому, что я представляю себя с незнакомцем, что для меня несвойственно. По крайней мере, раньше я не была сторонницей одноразовых отношений, мне нужно было узнать человека, проникнуться к нему симпатией, чтобы он завел сначала мой мозг, а только потом тело.
Мне стало тоскливо и тревожно, я уже устала переливать из пустого в порожнее, обдумывать по нескольку раз одно и то же, не приходя ни к каким выводам, смотреть и не узнавать. Что же делать? Знакомиться с ним заново и ждать, пока появится влечение, или нырнуть с головой в омут в надежде, что всколыхнутся забытые чувства? Но это все нужно ему, это он ждет моего «возвращения». А для начала, может, стоит понять, чего желаю я сама?
Я не хочу его, но мне очень нужно вспомнить. Если буду сидеть и пялиться на фото, все останется на месте. Мне надо хотя бы провести с ним какое-то время. А там посмотрим. Если бы между нами происходило что-то плохое, хоть кто-то из подруг должен был знать. Они бы предупредили, уберегли бы меня. Ведь так? У меня, признаться, даже пару раз мелькнула странная мысль, что все это неправда. Но не
Я долго сидела с телефоном в руке, то набирая, то стирая сообщение для Максима. Оно было совершенно невинным: я предлагала, точнее, соглашалась на встречу. Но мне почему-то казалось, что, отправив его, я сделаю последний шаг, после чего обратной дороги уже не будет. Я словно запущу невидимый гигантский механизм, движение которого мне будет неподвластно. Странное чувство, даже глупое. Что такого-то? Может, это предчувствие, но я не замечала за собой таких способностей.
«Я вроде оклемалась. Давай куда-нибудь сходим», – мой палец застыл над экраном, выбирая кнопку: отправить или снова удалить. Глубоко вздохнув, я нажала на отправку.
Глава 5. Так близко и так далеко
Посреди ночи, в самый час быка, чуткий сон Вадомы был нарушен тихой трелью, которую издавал мобильный телефон спящего рядом Михаила. На этот телефон должен был поступить сигнал, если в состоянии Эрика что-то кардинально изменится, и сейчас, по всей видимости, эти изменения наступили. Цыганка взяла телефон и, с ужасом увидев информацию, что у спящего пропал пульс, стала трясти мужа. Тот проснулся быстро, подскочил на кровати, с тревогой глядя на Вадому, а она, нажав уже кнопку дозвона, дрожащей рукой держала трубку у уха, пытаясь соединиться с сиделкой. На том конце провода никто не отвечал.
– Что, что там? – одними губами спросил Михаил. Расширенные черные глаза, которые быстро наполнялись слезами и безысходностью, ответили за Вадому. – Надо ехать, срочно!
– Но мы все равно не успеем, Миш, – прошептала цыганка. Плечи ее вздрагивали. – Да что ж там эта медсестра, почему она трубку не берет?!
– Может быть, она сейчас как раз с ним, пытается откачать, – как можно спокойнее сказал ее муж. – Выйди, найди его, посмотри, что случилось.
– Я сейчас не смогу, не смогу расслабиться, у меня сердце из груди выпрыгивает, – покачала головой Вадома, все еще безуспешно пытаясь дозвониться до сиделки.
– Тогда поехали, – обреченно сказал Михаил, и они быстро собрались и вышли из квартиры.
* * *
Надомная медсестра, следившая в эту смену за состоянием Эрика, сняв, как обычно, все показатели приборов, от которых тянулась сеть проводов, опутывавших больного, и не обнаружив изменений, отложила планшет на прикроватную тумбочку, приглушила в спальне свет и перебралась в кабинет. Там она вытащила из огромного книжного шкафа потрепанный том «Джейн Эйр», расположилась с ним на мягком и удобном клиентском диване, включила свет в торшере и погрузилась в чтение. Из спальни через открытый проем в книжном шкафу доносилось мерное тихое пиканье приборов, негромко тикали часы с кукушкой. Монотонные звуки, мягкий свет из-под абажура, спокойная книга – все это убаюкивало, и сиделка задремала. Проснулась она от того, что умиротворяющее спокойствие было нарушено врезавшимся в него новым звуком – резким и пронзительным. Аппарат, к которому был подключен Эрик, непрерывно пищал на раздражающей ноте, и это могло означать одно: у пациента остановка сердца. Женщина неловко вскочила с дивана, толстая книга со стуком упала с ее колен. Медсестра почти бегом достигла двери спальни. С бешеной скоростью в голове крутились мысли, что же теперь будет, если это она просмотрела больного, провалившись в сон, и теперь не успеет его спасти.