В этом нет сомнения
Шрифт:
Джонас положил мне на тарелку ломтик от грудинки.
– Смелее, Джонас, – сказал я, – не надо жадничать.
Я видел, какими глазами на меня смотрят Лоретта и Дюрант. Что же касается Маззо, то на него напал такой кашель, будто он сбежал из туберкулезной клиники.
Джонас просиял и добавил мне еще кусочек.
– Достаточно, Джонас, – сказал я, когда на тарелке появилось что-то весомое.
Затем Джонас обслужил Лоретту и Дюранта. Они оба сидели как безмолвные истуканы.
Прожевав первую порцию, я решил их успокоить. Повернувшись
– Похоже, эти новые пилюли повлияли на мой аппетит…
– Очень рада, – пробормотала Лоретта, выжимая улыбку.
– Мои поздравления шефу, Джонас, – сказал я, активно работая ножом и вилкой. Потом, повернувшись к Дюранту, заметил: – Примечательно, как далеко шагнула современная фармакология.
– Я это вижу, – пробурчал Дюрант.
Наконец, в конце трапезы, когда я уничтожил двойную порцию яблочного пирога, которым Дюрант, поглядывая на меня, давился, а Лоретта, посмеиваясь, не стала есть, «чтобы не испортить фигуру», мы вышли из-за стола.
Дюрант отправился в салон.
Чувствуя себя совершенно спокойным и очень сытым, я проводил Лоретту до дверей, затем остановился, увидев, что Дюрант закурил сигару и устроился в кресле.
У меня не было ни малейшего желания провести остаток вечера в его обществе.
– Думаю, я отправлюсь спать, – сказал я и посмотрел Лоретте в глаза.
Она улыбнулась.
– Ты все проделал прекрасно, Джон, – сказала она. – Спокойной ночи!
И она прошла мимо меня, чтобы присоединиться к Дюранту.
Я вместе с Маззо возвратился в свою комнату.
– Послушай, приятель, – заговорил Маззо, как только за нами закрылась дверь, – я же говорил тебе…
– Черт побери, что ты воображаешь? С кем ты так разговариваешь? – спросил я требовательно, поворачиваясь к нему. – Заткнись немедленно и убирайся отсюда вон!
Я прошмыгнул в ванную и захлопнул за собой дверь.
Там я замер, ожидая, не вздумает ли он войти и поднять шум. Но нет… Все было спокойно. Я подошел к зеркалу и снял маску. Принял душ и переоделся в пижаму.
Я выключил все лампы в спальне за исключением малюсенького ночника в изголовье кровати, растянулся на подушках и стал обдумывать события дня.
Мне казалось, что день прошел удачно. Я выдержал экзамен с Джонасом, а это было немаловажно. Теперь у меня в банке было уже четыре тысячи долларов. Я контролировал Маззо. Я даже кое-где имел преимущество над Дюрантом. Да, день был удачный…
Закрыв глаза, я перекинулся мыслями на Лоретту. И с этими мыслями стал засыпать. Через несколько часов я проснулся.
В комнате была полнейшая темнота.
Я почувствовал тепло нагого тела, жавшегося ко мне. Нежные пальчики ласкали меня.
Еще в полудреме я потянулся к ней, перекатился, позволив ее рукам направить меня в нее.
– Нет, не двигайся. Лежи тихо…
Она шептала мне, ее лицо было прижато к моему. Она держала меня крепко в себе, я приподнялся на локтях, чтобы ей не было так тяжело меня держать.
– Нет,
И я погрузился в эротический сон, чувствуя себя бесконечно усталым и выжатым как лимон.
Позднее, гораздо позднее, когда уже сквозь ставни начал пробиваться рассвет, я вернулся. Теперь я лежал рядом с ней и мне было видно, что она тоже проснулась и улыбкой приглашает меня начать все сначала.
– Привет, Джерри! – сказала она.
Я обнял ее обеими руками и притянул к себе.
На этот раз мы не спешили, и это было что-то восхитительное, бесподобное. Потом мы снова заснули.
Яркое солнце струилось сквозь ставни, когда я вновь открыл глаза.
Она разговаривала с Джонасом, который вкатил столик с утренним кофе. На ней был надет турецкий халат, а ее черные волосы уже были красиво уложены.
Наблюдая за ней из-под простыни, которой я прикрыл лицо, я думал о том, что она выглядит самой восхитительной женщиной в мире.
Джонас поставил две чашки, наполнил их кофе, поклонился и, не глядя в мою сторону, вышел.
Я встал с постели.
Она теперь сидела возле столика, маленькими глоточками пила кофе и улыбалась мне. Я присоединился к ней.
– Хорошо спал, Джерри?
Выпив кофе, я закурил.
– Потрясающая женщина! Потрясающая ночь!
Она рассмеялась:
– Джону даже в голову не пришло бы сказать нечто подобное. Но Джон не романтический любовник.
Я посмотрел ей в глаза:
– Где ваш муж?
– Да, тебе пора это узнать… Дай-ка мне одну из твоих сигарет.
Я раскурил сигарету и протянул ей.
После непродолжительного молчания она сказала:
– Джерри, ситуация очень сложная… Вообще-то я не должна была бы говорить тебе, кто такой мой муж и каково его положение…
– Не должна, согласен…
– Все, что я тебе сообщу, строго конфиденциально, – продолжала она, не сводя с меня глаз. – Ты понял?
– Конечно.
– У Джона какая-то непонятная, неизлечимая болезнь мозга. Заболел он два года назад. Заболевание начинается с потери памяти, апатии, головокружения. Прогрессирует оно довольно медленно. Он начал ощущать первые признаки этого заболевания, еще когда мы с ним познакомились. Я все это заметила, но решила, что это просто результат переутомления, уж слишком много сил отдавал он своим делам. И когда мы оставались наедине, я снисходительно относилась к его долгому молчанию, воображая, что он обдумывает какие-то финансовые операции. Шесть месяцев назад наступило резкое ухудшение. Его мать гораздо раньше меня заподозрила, что у Джона какое-то психическое заболевание. В Вене работает крупный специалист, умеющий держать язык за зубами. Он обследовал Джона и сказал его матери и мне, что через несколько месяцев Джон превратится в самого настоящего дурачка. Конечно, он выразился куда деликатнее, но суть его диагноза сводилась к этому. Причем никакого противоядия не существует…