В глубине Великого Кристалла. Том 2
Шрифт:
Но то же предчувствие подсказывало: обращаться к Полозу не следует. По крайней мере, нельзя это делать сразу, сейчас.
«Лунная дорога» (оказывается, старая неаполитанская мелодия без слов) отзвучала. Отзвучали и аплодисменты. Слушатели стали шумно расходиться с площадки. А из двери позади эстрады стали выскакивать под свет фонаря хористы. И бежали в автофургон.
«Неужели уедут?» — испугался я.
Но нет, вскоре мальчишки стали выпрыгивать обратно. Видимо, фургон служил костюмерной. Ребята оставляли там концертные наряды и выскакивали
Я обратил внимание, что кое-кому из мальчиков верхней одеждой служили мужские куртки со взрослого плеча. Вроде моей. Просторные, с подвернутыми рукавами, они балахонисто болтались на щуплых пацанах, укрывая их до колен. Из-под курток забавно торчали тонкие смуглые ноги, иногда босые. Моему непривычному взгляду подобный наряд казался довольно нелепым. Но, видимо, здесь была такая мода. Никто из взрослых не удивлялся, не обращал на мальчишек в больших куртках внимания.
Взрослые подходили к ребятам и уводили их с собой. Видимо, это были родители, сидевшие на концерте. Их, кстати, оказалось немного. Большинство маленьких артистов разбегалось без мам и пап — стайками и в одиночку.
Полоза и моего маленького двойника не было видно. И я даже был рад этому. А то выйдут — и что мне делать? Я понимал, что для начала следует завести разговор с кем-нибудь из ребят. Глянул, чтобы выбрать собеседника. И тут мне повезло. Прямо на меня выскочили двое, причем один — знакомый! С поцарапанным носом! Из тех, с кем я днем беседовал у школы.
Я стоял у кустов, загораживая тропинку. Мальчишки буквально влепились в мой обширный живот.
— Ой, извините…
— Ничего, — сказал я снисходительно. И сделал вид, что весело удивился: — О, да мы уже встречались нынче! Рад видеть вас опять, маэстро!
— Ага… Здрасьте… — «Маэстро» слегка смущенно шмыгнул поцарапанным носом.
Его приятель деликатно осведомился:
— Мы вас не очень стукнули?
— Не очень. Меня трудно своротить с места…
Они посмеялись. И смотрели открыто, без боязни и подозрения, вольные дети счастливого города, где нет никакой опасности для маленьких жителей. Большие тетратканевые куртки висели на их плечах, как рыцарские плащи.
— Я слушал ваш концерт, — сказал я. — Замечательно вы поете. Могу сказать со знанием дела, поскольку в детстве сам пел в мальчишечьем хоре. Правда, было это в незапамятные времена. И сейчас в это трудно поверить, глядя на мою монументальную фигуру…
Мой знакомый опять вежливо посмеялся, а его приятель — рыженький и серьезный — сдержанно возразил:
— Ну почему же…
Видимо, он уловил, что я подлаживаюсь к ним. Надо было приступать к делу.
— Кстати… — сказал я и ощутил, как засосало под сердцем. — Я очень был похож на вашего юного коллегу, который пел «Песню Джима». И между прочим, сам я тоже исполнял эту
Фонарь светил ребятам в спину, лица их были в тени, но я все же заметил, как скользнуло по лицам недовольство.
— Мы не знаем, — неохотно отозвался хорист с поцарапанным носом.
А другой проговорил чуть насупленно:
— Это же не наш солист…
Чего-то подобного я ждал! И стало еще тревожнее. Но я изобразил легкое такое, небрежное удивление:
— Вот как? Ваш руководитель маэстро Полоз практикует приглашение звезд со стороны?
— Он много чего практикует, нас не спрашивает, — уже с откровенной хмуростью сообщил рыженький. — Он любит эффекты.
— Ага, — простодушно подтвердил обладатель поцарапанного носа. — Приведет незнакомого пацана прямо на концерт и говорит: «Этот мальчик будет сегодня петь с нами…»
— Но как же так? Без репетиции?
— Репетиции бывают, но с кем-нибудь из наших солистов. А в последний момент — здрасьте, вот вам новенький.
— А после концерта — до свидания, — вздохнул рыженький. — Даже познакомиться не хватает времени…
— Почему так?
— Ну… — Поцарапанный нос пожал плечами. — Он говорит: «Эти дети из других коллективов, им надо скорее обратно…»
— Обидно вам? — посочувствовал я.
Рыженький возразил рассудительно, однако не очень искренне:
— Главное, чтобы номер получился, а обид в искусстве быть не должно.
— Это господин Полоз так говорит?
— Ага… — выдохнул поцарапанный нос. Сокрушенно и дурашливо.
— Значит, ничего вы про этого юнгу не знаете…
— Не-е, Полоз нам не говорил… А вы спросите его самого! — оживился поцарапанный нос. — Вон они идут!
От эстрады — не там, где фургон, а с другой стороны — шли Полоз и загадочный солист. Мальчик был в той же одежде, что на сцене. Он что-то возбужденно говорил Полозу. Тот наклонялся и, отвечая, придерживал его за плечо.
Они уходили.
— До свидания, судари мои, — торопливо сказал я мальчишкам. И через кусты, спиной вперед вышел на аллею. Полоз и мальчик были метрах в десяти. Я двинулся следом. Они свернули к выходу из сада. Недалеко от арки стоял на обочине темно-красный, плоский, как черепаха, автомобиль. Полоз открыл дверцу, мягко, но настойчиво поторопил мальчика (тот будто сомневался: ехать или нет?). Сели, дверца захлопнулась.
Что было делать? Крикнуть: «Подождите»? Я чувствовал: нельзя. Но ведь сейчас уедут, и тогда ищи-свищи… Вот машина уже тронулась…
К счастью, такси с автоводителем высадило у тротуара парочку и зажгло зеленый фонарик. Я прыгнул в фаэтон:
— Вперед! Вон за той красной машиной!
— Преследование запрещено правилами, — капризным жестяным голосом сообщил динамик.
— Балда! Это мои друзья, мы едем в гости! Если отстану — заблужусь, не знаю адреса. Жми!
— Тогда двойная плата, — сообщил этот механический жлоб.
— Черт с тобой! — я сунул кредитную карточку в щель из панели.