В глухих лесах
Шрифт:
Кэрол кивнула. То, что сказал Миллер, безусловно, относилось к Томми… так же как и к миллиону других людей.
— Есть еще одна общая черта в некоторых из этих преступлений, когда жертвами становились медсестры или врачи, или женщины, которые приходили в больницы: они всегда исчезали на больничных автостоянках. А профессия вашего брата включает продажу специального оборудования для больниц… и у него была причина там присутствовать.
— Но все это происходило в определенное время в определенных местах, — заметила Кэрол. — Томми мог бы убедить
— Да, у него есть записи, — согласился Миллер, — и я принимаю это во внимание. Но вы должны понять, Кэрол, что преступник захочет их сфальсифицировать. То, что показал мне ваш брат…
— Так он показал вам свои записи?
— Некоторые, — признался Миллер. — Но там не было доказательств того, что они аккуратно ведутся.
— Хорошо, Пол, что еще?
Имя вырвалось у нее случайно, что ее очень рассердило. Не было никакой надежды иметь с ним дело, если он отметал разумные возражения ради своих предубеждений.
— Описание внешности, — быстро сказал он. — Были свидетели, которые до исчезновения видели жертв, разговаривающих с мужчиной. Описание таково: светлый шатен, стройный, высокий, привлекательный, — все это подходит к описанию внешности Тома.
— Господи, и вы называете это уликой?! — выпалила Кэрол.
— Ни в коем случае. Это только подтверждение более значимой информации. И есть еще один факт, самый весомый, именно то, что включает его в список из пятидесяти одного человека, все еще подозреваемых в убийстве.
Пятьдесят один. Кэрол отметила, что список сокращается.
— Вы имеете в виду, что Томми знал Энни Дональдсон?
— Нет. Это как раз то, что говорит в его пользу. Потому что такие убийцы избегают каких-либо связей со своей жертвой. Так проще остаться незапятнанным.
— И он остается невинным, — резко сказала Кэрол. — Тогда что же может заставить его почувствовать себя виновным?
— Случай, который произошел в Роуатаун, Коннектикут, где нашелся свидетель — женщина, которая видела, как жертва садилась в машину с мужчиной. Когда женщину опросили, она вспомнила несколько деталей: машина была бледно-голубого или серого цвета, компактный «седан» японского производства, и, более того, она вспомнила свое впечатление от номера машины.
— Впечатление, — с сомнением повторила Кэрол. — Странное слово, что-что, а уж это описание должно быть точным.
— Она сказала, что на номере была комбинация из трех цифр и трех букв, и, что наиболее важно, две из трех цифр были восьмерки. Это значительно сужает круг поиска. Полицейское управление, занимающееся этим делом, провело компьютерное исследование зарегистрированных номеров. Это-то и привело меня к вашему брату.
— Но у него нет никакой машины, — возразила Кэрол. — И он не числится в списке подозреваемых полицией.
— Служебная машина, которую водит ваш брат, — парировал Миллер, — серый седан «Тойота», номер 858 BF6.
Некоторое время Кэрол переваривала полученную информацию.
— Подумать только, две восьмерки. Ваш один-единственный свидетель составил себе впечатление, что в номере были две эти цифры… и из-за этого мой брат попал в разряд ваших кровожадных сумасшедших. Как могло все свестись к двум вшивым восьмеркам?
— Дело в том, — тихо ответил Миллер, — что больше у нас практически ничего нет.
— Это просто несправедливо, — резко сказала Кэрол.
— Убийца — это убийца, кем бы он ни был. Женщины, которых он убивает, красивы, некоторые из них многого в жизни достигли. Тем не менее, он легко добрался до них. Это значит, он гений обмана, Кэрол. Это значит, — добавил Миллер, — что он может одурачить кого угодно.
Она поняла намек — ее мог одурачить родной брат — и плоть и кровь.
— Вы так уверены в том, что делаете, не так ли, Пол. Вы страдали, я в этом не сомневаюсь и очень сожалею. Но разве это дает вам право заставлять страдать других людей, которые невиновны. У вас есть список — скольких теперь? — пятидесяти подозреваемых, и вы ходите, задаете вопросы, и люди, которые их любят, страдают… а вдруг все из этих пятидесяти невиновны? — Ее голос оставался твердым, хотя на глаза навернулись слезы. — Что дает вам право делать это, когда этим занимается полиция и?..
— Полиция не приспособлена к расследованию таких дел, — сказал Миллер. Его высокомерие заставило Кэрол замолчать. — Неужели вы не видите? Такие дела расползаются на большую территорию, становятся причиной ревности и соперничества между полицейскими управлениями, теряются в их внутренней грызне. Кроме того, слишком много информации нужно проверить. Тысячи улик, а одна существенная теряется в ворохе остальных, ее мог просто пропустить рядовой полицейский, который думает только о ссоре с женой прошлой ночью. — Миллер сжал руку Кэрол. — Но со мной этого не может случиться, Кэрол. Это моя жизнь. Для меня нет ничего более важного. Ничего! И ничего не будет.
Его хватка усилилась, и Кэрол вздрогнула. Когда она посмотрела ему в лицо, он отпустил ее руку. Она почувствовала одновременно и сострадание, и гнев, и жалость. Это был человек, одержимый идеей, которая могла только причинить ей усиливающуюся боль, — по крайней мере, пока она не докажет ему невиновность Томми. Но она простила его, потому что знала, чтобы он ни сделал, его боль все равно будет сильнее.
— Вопросы, — сказала она. — Вы сказали, что хотели кое-что выяснить.
Он колебался. Сейчас он выглядел старым, уставшим; она устроила ему нелегкое испытание.
— Основные вещи, — сказал он. — Замечали ли вы когда-нибудь, что он был возбужден или расстроен… что-нибудь, что дало бы вам повод сомневаться…
— Никогда, — ответила Кэрол, ей не хотелось выслушивать все остальное. Миллер пристально посмотрел на нее.
— В таком случае, думаю, это все.
Он встал и коснулся рукой своей старомодной шляпы.
— Большое спасибо, Кэрол.