В глухом углу
Шрифт:
Дмитрий задержался в отделении, где поместились Валя со Светланой. Раньше здесь была смешанная публика, но Светлана предложила парням убираться. На проход натянули одеяла, и получилось закрытое купе, как в классном вагоне. По случаю хора одеяло было поднято, девушки стоя пели. Одна Лена, взобравшись на верхнюю полку, не то спала, не то думала — лицо было повернуто к стенке.
Дмитрий дружески кивнул Вале. Она перестала петь.
— Хорошо! — сказал он. — Как по-вашему? Она согласилась — да, хорошо…
Они встали у двери в тамбур. В раскрытом окне бился и трепетал ветер. Дмитрий оказал, наклоняясь к Вале:
— Я так благодарен, что вы согласились
Валя отстранилась.
— Не понимаю — почему благодарны?
— Неужели не понимаете? Не верю!
— Нет, правда, — почему я должна понимать? Я не хотела ехать, Светлана надумала, а я потом.
— И все-таки я благодарен! Мне так приятно, что вы у нас!
Она потупилась. Он сказал с сожалением:
— Нужно идти поглядеть, как идут дела в других отделениях.
К Вале подошла Светлана и сухо спросила:
— О чем ты толковала с лохматым?
— Да так, ничего особенного. Он спрашивал, почему я не пою.
— И это все?
— Ну конечно. Не понимаю, почему Дмитрий так тебе не нравится?
— Слушай, — сказала Светлана, — я другого не понимаю — чем этот болтун тебя очаровал? Он таращится на тебя, как щенок на жука.
— Светочка! Ты все выдумываешь.
— Ничего не выдумываю! Говорю, что вижу.
Валя кротко проговорила:
— Не могу же я запретить ему подходить ко мне.
— А почему? Если человек нехороший, то только так — на первом же шаге указать поворот от ворот!
Валя проговорила после некоторого молчания:
— Хорошо, я дам понять, что ухаживать за мной не надо. Успокойся, Светочка.
Она отвернулась к окну. Повеселевшая Светлана жалась головой к ее голове.
А рядом с ними, отделенный стеклянной дверью, темный и неподвижный, стоял в тамбуре Игорь. Уже несколько часов прошло с той минуты, как он утвердился в этом подрагивающем и мерно гудящем уголке. День превратился в вечер, вечер стал ночью, мимо проносились деревья, дома и звезды. Игорь, высунув в окно голову, весь до краев наполнялся этим новым, праздничным, великолепно-неведомым миром. Ему казалось, что само его будущее мчится на него лесом и небом, отраженным сиянием окон и фонарями станций, грохотом колес, песней и ветром.
Глава вторая
НОВОСЁЛЫ В ТАЙГЕ
1
Всего их было сто один — в Красноярске добавилась группа ленинградцев. Вася, по-прежнему помогавший Дмитрию, сосчитал, что на партию приходится две тысячи один год жизни.
— Две тысячи один на сто одного! И если бы не Чударыч, так вовсе здорово, он за трех тянет!
Настоящей фамилией Чударыча была Чударов, но он так привык к прозвищу, что сам представлялся: «Иннокентий Чударыч». Этот забавный старичок — растрепанный, редкозубый и смеющийся — приковылял с чемоданом на пристань и упросил новоселов взять его с собой: собирался на Север, но теперь тянет на их строительство, народ туда, по всему, подобрался — орлы! Дмитрий объяснил, что он не вербует пожилых, нужно бы списаться с отделом кадров, чтоб поездка не вышла напрасной. Чударыч успокоил его: откажут, что же, жаловаться не станет, возьмет барахлишко и подастся прочь. Дмитрий, пожав плечами, показал старику на берег, забитый навербованными — пристраивайся, где понравится.
Первым на Чударыча обратил внимание Георгий.
— Батя! — закричал он, когда старик брел мимо. — Ты тоже по комсомольскому набору? Выберем тебя в секретари.
Чударыч, поставив чемодан, засмеялся.
— В бюро! В бюро выбирайте!
Его незлобивость покорила
Шутки его рассердили Лену. Она сменила зеленое платье на красное, такое же модное и неудобное, но с характером не рассталась. Георгий ей не понравился при первом знакомстве. Она сверкнула на него глазами и сказала, что нет более отвратительного, чем потешаться над старыми.
— Потушите фары, Леночка! — посоветовал Георгий. — Нарушаете правила уличного движения — мчитесь на беззащитного прохожего с полным светом. И вообще отворачивайтесь — так удобнее разговаривать.
— Пошло и грубо, как и все ваши шутки! — Она быстро отошла.
Георгий крикнул вслед:
— Что на подъеме, что на скате жизни — важна живость характера. Не так, батя?
Он громко, чтобы Лена слышала, пропел:
Я не знаю, как у вас, А у нас в Киргизии Девяносто лет старуха — Командир дивизии.С этого дня Георгий при встречах с Леной напевал частушки о воинственной старухе. На пароходе они встречались по два раза в час то на палубе, то у буфета, то в салоне. Лена, увидев Георгия, поворачивалась спиной, куда бы ни шла. Он сообщил своим, что жизнь входит в норму, один враг у него появился, скоро определятся и остальные.
— Без врагов скучно, — говорил он. — Врага нужно подбирать с любовью и пониманием. Лучшие враги — женщины. Они ненавидят страстно, преданно и безгранично, а главное — не из-за чего. Жизнь с врагами ярка и сногсшибательна.
После двухдневного плавания по Енисею пароход высадил завербованных в устье таежной речушки Лары, дальше надо было плыть на катере. На Ларе покачивались лишь две рыбацкие лодчонки. На стрелке стояли три избушки, радиокабинка и перевальный склад — все это именовалось поселком Боровое. Дмитрий вызвал Рудный и узнал, что катер прибудет на другие сутки, управление стройки советовало организовать ночевку на берегу.
Берег поднимался крутой стеной, к обрыву подступала лохматая тайга. Расчищенный кусочек земли тесно забили строения, между ними с трудом можно было пройти. Вещи свалили на полоску песчаного пляжа, здесь же пришлось размещаться на ночлег. Выгрузка шла при жарком солнце, песок скрипел под ногами — место сгоряча показалось отличным. Но Дмитрий хмуро оглядывал развалившихся у воды парней и девушек.
— Нужны костры, — сказал он Васе. — Ночью холодно. А к закату нападет гнус. Я достану на складе топоры.
Вася с Игорем полезли на обрыв. За ними поднялись другие, в тайге послышался шум падающих деревьев. Вскоре дровосекам пришлось убедиться, что гнус не собирается ожидать вечера. В тайге стоял звон от мошкары, только у воды, где тянул ветерок, было легче. Девушки вскрикивали, роняя охапки валежника, парни ругались и бросали срубленный сухостой. Над головой быстро образовывался плотный шар насекомых. У Дмитрия нашелся флакон с отвратительно пахнущей жидкостью, он предлагал ее уходившим наверх. Флакон опустел, в носу свербило от вони, но если девять десятых гнуса и отшатывались от намазанных, то остальных, нападавших с той же яростью, вполне хватало, чтоб отравить жизнь. Девушки первые придумали надежную защиту. Они надевали перчатки, укутывались в шали, как на морозе, лишь глаза поблескивали в щелках. Парни накладывали на голову полотенца, сверху напяливали кепку — концы полотенца болтались на груди, прикрывая лицо и шею.