В глухом углу

Снегов Сергей Александрович

Они потихоньку поднимались наверх. На очищенной от леса площадке рудника стояли полукругом каменные трехэтажные здания, склады, мастерские и депо. Георгий спросил:

— Хотите познакомиться со мной?

— Как это — познакомиться? Мы знакомы.

— К тому Георгию, которого я покажу, я сам еще не очень привык.

Он подвел Лену с щиту, поставленному у конторы рудника. Со щита глядело веселое лицо, насмешливые глаза, под портретом надпись: «Лучший рабочий подземного рудника».

Лена засмеялась.

— Вас улучшили — молодой научный работник,

а не слесарь. Где комбинезон, где рукавицы, где масляные пятна на лице?

— Я позировал в выходном костюме. Художник, между прочим, обещал так меня разделать, чтобы девушки влюблялись с первого взгляда.

На площадке рудника было тихо и пусто, лишь у входа в устье штольни стоял охранник. Проходя по электроцеху, Георгий показал свой верстак — Лена осмотрела и параллельные тиски, и инструмент, хранившийся в ящичке, и металлическую заготовку, и кучку обработанных деталей. Около конторки они остановились. Георгий открыл ключом дверь и пригласил Лену войти. Она отказалась.

— Немного отдохнем, — настаивал он. — Там у меня кое-что из съестного приготовлено — поужинаем…

Она посмотрела ему в глаза.

— С вином, конечно?

— С вином, — признался он. — Бутылка кагора — лечебное вино, припасено еще от Октябрьских праздников. Не захотите — не надо… Заставлять не буду.

— Послушайте, — сказала она дружески, — меня вообще нельзя заставить делать то, чего я не желаю сама — вы, надеюсь, это поняли? А проводить вечер наедине в закрытой комнате нам ни к чему.

На это он не сразу нашелся. Его внезапно оставила всегдашняя сообразительность. Он молчал, вдруг потеряв ощущение времени и места, бессильно пытаясь поймать какую-то нужную, но не дававшуюся мысль. Лена повторила:

— Ни к чему, Георгий. Не такие у нас отношения, чтоб веселиться втайне от других. И ничего в них не изменится, даже если провести вечер у вас в комнате.

Георгий словно пробудился от оцепенения. Ни с кем ему не бывало так трудно, как с этой не очень красивой, не очень вежливой, умной и прямой девушкой. И она говорила правду — совсем у них не такие отношения, чтоб безрассудно идти напролом. Георгий принужденно улыбнулся:

— Тогда почему вы боитесь зайти, если так уверены в себе? Одно повторяю: ни к чему, чего сами не пожелаете, принуждать не буду…

Она пожала плечами.

— Зайти я могу. Но смотрите, не обижайтесь на меня потом — я честно вас предупредила…

Он пропустил ее вперед.

5

Саша не сомневался, что веселье удастся на славу — брат ушел до ночи, Семен тоже убрался — комната в полном их распоряжении. Расставив бутылки и закуски, Саша захохотал — стол был сервирован по первому разряду. Виталий, помогавший разводить водой спирт — смесь в графине поставил в снег, чтоб остыла, — сказал с сожалением:

— Эх, девчат не пригласили — было бы веселее.

На девчат Саша не согласился. С девчатами одна говорня. Настоящее веселье, когда мужчины пьют одни, — сто раз проверено! Виталий позвал Лешу. Леша смутился, увидев полный графин

и еще запечатанную бутылку. Надпись «Спирт» ужаснула его. Он вырос в семье трезвенников, как-то выпил полстакана портвейна, этим и ограничилось его знакомство с хмельным. Но он понимал, что рано или поздно нужно научиться пить, чтобы приятели не думали, будто он брезгует ими. Виталий, сам недавно научившийся без отвращения глядеть на водку, успокоил его:

— Мы развели пополам, градусы водочные.

Саша разливал в маленькие граненые стаканчики — себе и Виталию полнее, Леше — для начала — три четверти.

— Обмываем новорожденного? — спросил он, ухмыляясь и глядя на Лешу.

Леша не любил, когда над ними насмехались.

— Думаешь, ты один пьешь? Мне уже не раз приходилось, — соврал он и схватился за стакан.

В водке, видимо, градусов оставалось больше, чем уверял Виталий, она обожгла горло, наполнила жаром желудок. Внезапное, как удар, опьянение замутило Лешу — все вдруг закачалось, поплыло и отдалилось: и стол, и еда, и запечатанная бутылка, и графин, и закусывающие товарищи — все это было словно в другом мире, даже голоса, громкие и веселые, звучали приглушенно и стерто, нужно было усилие, чтоб разобрать, о чем говорят.

— Со ста грамм слетел с копыт. — Саша кивнул на Лешу. — Скоро его в постель укладывать.

Виталий жадно ел. Водка на вкус была противна, только еда отшибала ее тошнотворный запах.

Саша снова наполнил стаканы. Виталий остановил его.

— Не на скачках, — просипел он. — К финишу без гонки доберемся.

Саша поднял стакан и произнес старую формулу пьяниц:

— Сто грамм мало, двести много, два раза по сто пятьдесят — в точку. Ну, за ваше!

Он выпил в одиночестве. Виталий на тост не отозвался, Леше было не до новых возлияний. Но от обильной закуски Леше стало легче — пляска отдалившихся вещей затихала, они приблизились, обрели прежние размеры и форму. Голоса звучали уже не издалека, их можно было разобрать — Саша доказывал, что Виталий слишком разбавил спирт.

— Нет, крепка! — вступил в разговор Леша. — Чуть до слез не прошибла! Думал, не справлюсь!

— Это от непривычки, — пробормотал Саша, с сомнением поглядывая на почти не опустевший графин. — Мало практиковался. И зачем я столько накупил — пропадает добро!

— Не пропадет! — опять заговорил Леша. — Справимся!

Им овладел восторг. Страшный стакан был проглочен, и вот — все в порядке, он не потерял сознания, не полетел в бесчувствии со стула. Крещение водкой состоялось, теперь он такой же, как другие, может, даже устойчивей других. Леша протянул стакан Саше.

— Полную! Чтобы никаких, понял?

Он хотел тут же опорожнить стакан, Виталий задержал его руку.

— Без гонки! Давайте споем.

Леша отставил стакан. Виталий затянул старую сибирскую песню о горемычном бродяге, переплывавшем бурный Байкал, — обычную под водку песню, как обычны под пиво соленые снетки и бутерброды с колбасой. Саша и Леша подхватили. Саша забарабанил кулаками по столу, Леша топал ногами.