В году тринадцать месяцев
Шрифт:
Виновница всей перестановки моя сестра Рита, ставшая мамой Ритой, снисходительно слушала наши разговоры и то и дело скрывалась в соседней комнате, чтобы посмотреть на дочь. Нам так часто туда заходить не разрешалось.
Был еще один человек, которому с появлением Аллочки присваивалось звание отца. Но он не знал об этом. Сам виноват. Уехал в неизвестном направлении и адреса нам не оставил.
Игрушки-погремушки и все такое прочее
Пятьдесят
В дверях нас встретила усталая, невыспавшаяся мама Рита.
— Что это такое? — спросила она, глядя на коробки.
— У меня погремушки, у нее — пупсики. Мы с ней решили отдельно дарить, — сказал я.
— Где наша маленькая юбилярша? — заглянула нетерпеливо в комнату моя жена.
— Минуточку, минуточку, — остановила ее мама Рита, — что это вы вздумали?
— Доводим до твоего сведения, — начал я, — что у твоей дочери сегодня юбилей. Пятьдесят дней. Первая круглая дата. Подарки — юбиляру, шампанское — на стол! Тебе тоже можно немного выпить. Я консультировался с врачами.
— Минуточку, минуточку, — повторила еще раз Рита.
Она отобрала коробку, достала первую попавшуюся погремушку и сказала:
— Можешь подарить эту одну, а Ольга пусть подарит одну куколку, но не больше, не коробками.
— Рита, я тебя не понимаю, — удивилась моя жена. — Разве мы не имеем права подарить на два рубля игрушек?
— Вы имеете, — вдруг крикнула она с болью, — да я не имею права баловать свою дочь. Чтобы не наступило потом горькое разочарование.
— Какое разочарование? О чем ты говоришь? — взмахнул я руками.
— О том, что у нее нет отца и ее потом некому будет баловать. Пусть привыкает к суровой жизни.
— Рита, ты моя сестра, я твой брат. Никакой суровой жизни для своей племянницы я не допущу. Ты пойми… Сегодня не обычный день, а юбилей.
— Вот как? — без улыбки, с каким-то мрачным ожесточением спросила она. — Никаких юбилеев. Сейчас даже в учреждениях отменены юбилеи.
— Рита, по-моему, ты поступаешь неправильно, — переменила тактику моя жена. — То, что куплено, должно быть вручено.
— Я сказала — так и будет.
На лбу у нее собрались морщинки, и она стояла перед нами незнакомая, чужая.
— Много игрушек не так уж плохо. Кашу маслом не испортишь, — вмешалась осторожно бабушка Валя.
— Ты так думаешь? — повернула к ней свое нахмуренное лицо Рита. — А я думаю иначе. Я никому не позволю портить мне воспитание дочери.
— Мне кажется, ты не права, я согласна с Ольгой.
— Я сказала…
— Ну, тогда я тоже
— Подожди, куда ты? — Я побежал за своей женой к двери, потом вниз по лестнице. — Ольга, ну подожди.
— Ноги моей здесь не будет. Твоя сестра слишком много себе позволяет. Пусть сначала как следует прочтет Песталоцци, Ушинского, Гогебашвили, а потом воспитывает.
— Песталоцци тут ни при чем, — уныло возразил я. — Это же ее дочь, и она как захочет, так и будет ее воспитывать.
— Нет уж, извините! Может, она захочет, как компрачикосы, воспитывать ее в кувшине с узким горлом, а мы ей позволим? Ты заметил, как она наморщила свой маленький лобик?
— Лобик у нее не маленький.
— Неважно, но ты заметил, как она его наморщила?
— Да, я заметил. Она строгая. Она с детства была такой серьезной.
— А ты знаешь, что это преступление — входить с таким наморщенным лобиком в комнату к маленькой девочке? Ей улыбка сейчас нужна больше, чем витамины, а когда ты видел у своей милой сестрички улыбку последний раз?
— Позавчера видел, — вяло сказал я.
— Не смеши меня.
Мы были так расстроены сорвавшимся юбилеем, что забыли сесть на трамвай и шли уже третью остановку пешком.
Семейный совет
Бабушка Валя, Рита и Алла жили в центре города на Никитинской улице, а мы с Ольгой и прабабушка Наташа — на самой окраине, в Березовой роще. Мы так долго шли, что прабабушка Наташа стала волноваться. И Квадрат разволновался, стал бегать по комнате, вспрыгнул на подоконник и смотрел в окно, пока не увидел нас.
Квадратом звали нашу болонку. Эту кличку придумала, конечно, моя жена. Она предпочитает все оригинальное, такое, чтоб ни у кого не было. Купила как-то кожаное пальто, и, как нарочно, наша соседка купила себе такое же, и сотрудница пришла на работу в таком же. Тогда, не долго думая, моя жена взяла ножницы и отрезала у пальто рукава. Получился очень оригинальный осенний сарафан. И главное, ни у кого такого не было. Она и замуж за меня вышла, потому что оригинально быть женой человека по прозвищу «Дядя, эй, достань воробушка». Мое предложение назвать болонку Шариком, Бобиком, Тузиком только рассмешило Ольгу. «Это уже было», сказала она, и стал наш пес Квадратом.
Прабабушка Наташа и пес встретили нас, как всегда, вместе. Квадрат подпрыгнул, сдернул с руки Ольги варежку и забегал по комнате, размахивая хвостом и весело косясь одним глазом из-под нависших косм. А прабабушка сразу же спросила:
— Ну, как там Аллочка? Что-то вы долго были.
— Плохо, — буркнула Ольга.
— Что случилось? Заболела?
— Да ничего не случилось, бабушк, — попытался я сгладить ответ жены, — просто у нашей Риты плохое настроение и она не разрешила отдать девочке игрушки