В горах Тигровых
Шрифт:
— Ну, а ты, Прокоп, что думаешь делать с Софкой? Ответствуй нам!
— Ежли Софка пойдет за меня, то заберу.
— Ежли и не пойдет, то тоже надо забрать, — сказал Кустов.
— Добре. А ты, Лаврентий Кустов, долго ли будешь зряшно миловаться с Лушкой? Тожить будете блудить, пока живот на нос не попрет?
— Благословляйте, и мы хоть счас под венец.
— Иване, благословляй! — приказал большак.
— Благословлен, — буркнул в бороду Иван Воров.
— А ты, Викентий Чирков, долго ли будешь валандаться с Аганькой Плетеневой?
— Я что,
— Митяй, благословляй.
— Благословляю, — бросил Митяй.
— А теперича забирайте своих баб и всех на пост, чтобыть и духу ихнего здесь не было. Не хватало еще нам с вами сцепиться, — махнул рукой в сторону поста Феодосий — Где жить будут? Рубите для них светелки, и пусть они там и живут, — резко говорил большак — Все. Ни пива, ни аналоя не будет. Ефим, запиши, что повенчаны, и будя.
— Но ить они служивые, им нельзя жениться, — подалась вперед Яушка — Вам лишь бы нас выдать замуж, а там что будет, не подумали. Со мной уже было такое.
— Ладно, служба не вечна. Давно ходит слых, что уменьшат им срок службы. Авось вам и повезет. Пошли вон с глаз наших! Никто вас не гнал любиться со служивыми. Тьфу! — плюнул под ноги Феодосий и поспешно ушел в палатку.
Долго шумел лагерь пермяцкий, всяк по-своему обсуждал и драку и скорое благословение. Одни ругали Ларьку, мол, наблудил живот девке, другие были за Ларьку: сколько живут, а детей нет. А какой мужик согласится жить с такой бабой, коя детей не рожает. Каждому после себя хочется оставить семя. А "Софка пуста, как бочка из-под капусты.
— Будь по-другому, то Феодосий бы так просто не простил Ларьке.
— Матросики тоже хороши, девок водят, а о женитьбе ни слова.
— Им не приказано жениться. А бабу тожить надо…
— Только и делов большаку, что наши блудные дела разбирать.
— На то он и большак…
А большак сидел в палатке и тягостно думал: "Велика ли община, а сколько забот и хлопот с ней. Что ни голова, то свое Беловодье. Каждого рассуди, каждого вразуми. Нет, что ни говори, а не может мужик прожить без розог и без наказаний. Значит, надо пороть, и пороть. А то все погрязнут в блуде, воровстве, стяжательстве. Без узды мужику нельзя… Тогда как же люди жили бы в Беловодье? М-да…"
Тяжко было и на душе у Андрея. Почему такое сказала Софка? Ведь зря она не сказала бы? Значит, что-то было у Вари? А что?
Софка собрала в узел свою лопотину, уходила на пост. Сплевывая кровь, шипела:
— Всем отомщу! За жизнь свою паскудную — отомщу!
— За что мстить-то, ить выручили тебя мужики, убил бы Ларька, — говорил Лаврентий — Иди, не злобись. Скажи спасибо Аниске и Андрею, быть бы убийству.
Пришла ночь. Пришла неспешная, чтобы залить своей чернотой бухту святой княгини Ольги, обволочь туманами вершины сопок, хохотнуть филином, рыкнуть тигром, простонать сонной чайкой на бухту, прозвенеть соловьем.
Андрей стоял на берегу речки, смотрел на темную гряду сопок, которая глыбастыми волнами расползалась от моря, мешалась со звездами. Страшные
— Ну, чего закручинился, паря? — тронул за рукав Аниска — Баба в злобе всякое может наговорить. Забудь. Чиста твоя Варька. Лучше твоей Варьки никого нет, я те говорю.
— Может, и нет…
— Но ежли нет, то чего же нудиться. Слышали только мы двое, а Аниска могет держать язык за зубами, паря.
— Спасибо, Аниска, иди спи, я еще повечеряю.
Евдоким, только он мог совратить Варю. И тут же наплыли глаза Евдокима: жадные, блудливые, злые. Нет, тогда почему же согласился Евдоким спасти Андрея и друзей? Варя просила. Ага, убить Андрея, вернуть назад Варю. Может быть, он, когда сплавлял их на лодке, и не думал убивать Андрея. Позже его душу захлестнула петля-удавка. Решился. Андрей Мертв, Варе ничего не останется, как вернуться к Евдокиму. Что только не делает с людьми любовь. Варя умолила Евдокима спасти Андрея…
— Степа, а ты побил бы меня, ежли бы я с матросиком спуталась, — слышит Андрей голос Любки.
— Убил бы, а не токмо побил бы.
— Знать, любишь. Сибирские ветры нас повенчали, а разведут эти, у могилы, — слышно, как целует Степана Любка.
— Снежным было наше венчание. Снег был чист, такой же должна быть жисть каждого.
— Ларька не любит Софку, а ить робил? Тожить на снегу венчались. Пошто он ее побил?
— Это надо спросить его. Спи, завтра снова работать. — Завтра снова работать, — тихо проговорил Андрей. К нему подошла Варя, ей тоже не спалось, спросила:
— А ты смог меня так побить, ежли бы… Андрей вздрогнул, напрягся.
— За что же тебя бить-то? Столько маеты вместях приняли, спасала нас, не предала… Ить так? — круто повернулся Андрей.
— Может, так, а может быть, нет, — вырвалось у Вари. Андрей подался назад.
— Не боись, ты мой единственный. Не предавала я тебя, — зачастила Варя, так она быстро никогда не говорила — Теперь Ларька нам родня. Но знай, Андрей, Ларька будет похуже Фомы. Фома будто стал добрее, а этот тебе за Софку отомстит. Зачем встревал? Ударил его. Галька тоже тебе будет врагом. Тугоносая она, злюка, — начала уводить разговор в сторону Варя — Пошли спать.
Андрею не спалось. Он плечом чувствовал, что и Варя не спит, хоти дышала ровйо, как будто спокойно, здесь не так.
Андрей не мигая смотрел в подволок палатки, через малюсенькую дырочку заглядывала звездочка. Спросить бы ее, может быть, она что-то рассказала?..
8
В тайге заполыхала зелень, щедрая, клейкая. Она затопила все сопки, распадки, волнуется от ветра. А в этой зелени идет своя жизнь. Пичуги перестали щебетать, сидят на гнездах. У зверей тоже забот немало: сохранить бы своих зверят от хищников. И у хищников зверята, их надо кормить, им надо жить. Идет борьба: Слабые погибают, сильные выживают.