В городе Сочи темные ночи (сборник)
Шрифт:
— Вер, ну скажи, интересно же…
— А-а, — Вера махнула рукой. — Учитель он был, физик…
— Козел старый! Да?
— Почему "козел"?! Он молодой был! После распределения.
— И он тебя во время урока, объясняя второй закон термодинамики?..
— Нет, — засмеялась Вера.
— А как?
— Ну у нас в школе субботник был, ну и мы с Чистяковой в лаборатории колбы мыли… Он нас в гости пригласил. Его жена с ребенком на месяц к родителям уехала… Потом Чистякова ушла…
— А ты осталась… Ну а дальше что?
— Что было дальше? —
— Он письма тебе писал, да?
— Раза три написал… И открытку прислал на Восьмое марта…
— Ну ты ждешь его?
— Нет… Не жду…
Вера встала, вошла в море и поплыла. Плавала она быстро.
Вера не любила вспоминать про учителя физики.
Ее любовь к нему была, как скарлатина. Когда она не видела его в выходные дни или праздники, у нее начинался озноб и лихорадка. Не соображая, что делает, она брела вечерами к дому, где он жил, и стояла в темноте, смотрела на окна его квартиры, и курила, курила, курила. От такого количества сигарет у нее охрип голос.
На кухне жена учителя в домашнем халате, небрежно причесанная, склонялась над плитой. Потом откуда-то из глубины квартиры появлялся он. Вера мало видела учителя, потому что большую часть вечера он валялся на диване и смотрел телевизор или читал.
Вера тосковала. Ей хотелось ласкать его кудрявую черноволосую голову, чтобы усы нежно щекотали ее шею. А тот резкий жест, с которым он снял очки, прежде чем обнял ее в тот счастливый субботник, сводил с ума и хотелось стонать от отчаяния, что это больше не повторится.
На уроках учитель избегал ее взгляда. Если после звонка на перемену Вера задерживалась в классе, он звал к себе кого-нибудь из учеников и шел с ними в лабораторную комнату. Она ждала его после уроков, но он старался не выходить один из школы.
Перед тем как уехать на Север, учитель попросил Веру помочь отнести на место счетчик Гейгера. Он запер дверь лабораторной и даже не успел снять очки.
Они бросились друг к другу, как безумные. Будто пять лет не видели друг друга. Будто он не учитель физики, а вернувшийся из рейса моряк…
Они задыхались. Бормотали что-то бессвязное…
Была перемена. Вот-вот должен был прозвенеть звонок. Они не могли оторваться друг от друга.
Вечером Вера взяла бритву, угрюмо, ни на кого не глядя, доехала на автобусе до дома, где жил учитель, поднялась к его квартире и стала резать дерматин, которым была отделана дверь.
За этим занятием ее застала вернувшаяся с сумками из магазина жена учителя. Она принялась кричать на Веру, отталкивать. Вера отпихивала ее и продолжала чиркать бритвой по двери, со злорадством глядя, как из распоротого материала вываливаются клочки грязной ваты.
Жена учителя продолжала кричать, стали собираться соседи…
Тогда Вера
Визг. Ругань. Какой-то здоровый мужик заломил Вере руку. Бритва выпала на кафельный пол. И тогда только открылась дверь в квартиру учителя. Он стоял в дверном проеме, бледный, держа на руках свою маленькую дочку, и смотрел на жену. Потом медленно подошел к ней и обнял ее.
Вера завыла так, что женщины на лестничной площадке вздрогнули.
Мужик, оттаскивавший Веру, выпустил ее, и она опрометью бросилась из подъезда.
Вера не помнила, как добралась до дома.
Мать была в тот вечер дома. Поэтому Вера до полусмерти напугала ее, грохнувшись в обморок прямо в прихожей.
Потом Вера три недели болела с высокой температурой. Врач-педиатр из районной поликлиники никак не могла поставить диагноз. Потом написала все-таки ОРЗ.
Выздоравливая, Вера от скуки почитывала "Войну и мир". Дошла до места, где Наташа Ростова тоже заболела от любви, расплакалась. Потом включила телевизор. Показывали фильм "Кавказская пленница". Вера посмеялась, потом опять поплакала.
Через час позвонила Чистякова и сказала, что учитель с семьей уехал и физику теперь ведет завуч.
Вера удивилась, с каким равнодушием выслушала она эту новость. Вышла на балкон. Тепловоз с лязгом и грохотом тащил за собой состав. Вера вздохнула, вернулась в комнату, легла в постель, натянула повыше одеяло и заснула…
Вера сидела за кухонным столом и грызла семечки. Напротив нее Рита потрошила утку.
— Интересный он у тебя какой-то. Вчера видит, что я огурцы солю, спрашивает: "Куда столько?" Я говорю: "Отцу на закуску". А он: "Вам нравится, что он пьет?" Я говорю: "Нет, не нравится". — "Ну а зачем же вы ему закуску готовите?" Как будто, если огурцов не будет, пить перестанет.
Отрубленная острым ножом бледная утиная голова покатилась по столу Вера брезгливо ее от себя отодвинула.
— Не тошнит тебя? — спросила Рита.
— Нет.
— А я так до самых родов ведра с водой таскала.
Хлопнула входная дверь, и в квартиру ввалился Николай Семенович.
— Привет! — весело сказал он. — Друг сердечный где?
— Читает в комнате…
— Читает! Я в его годы работал, жилы рвал, чтоб семью прокормить.
— Ему родители деньги шлют. Зачем жилы рвать? — спросила Вера.
— Устроился! Все на подносе! — фыркнула Рита. — Вот бы нам так, правда, Коля?
— И любовь у вас… это… — Отец задумался, наконец вспомнил слово: — Плутоническая!
— Какая? — переспросила Вера.
— Ну как у вас, — смутился Николай Семенович.
— Сказано тебе — плутоническая! Другая давно бы красная сидела, а ты все вопросы задаешь, — возмутилась мать.
— Чего мне краснеть, если я не знаю, как это?
— Так уж и не знаешь, — насмешливо сказала Рита. — Зачем тогда он к нам переехал? Другие год гуляют, разговаривают или вон, как в кино, стихи друг другу читают. А ты… Здрасте, познакомьтесь… Теперь сюрпризы одни.