В городе улица
Шрифт:
– Всё нормально? – снова спрашиваю я, отпивая из чашки. – Ты какая-то никакая.
Алена с силой трет лоб, оставляя на нем красные следы.
– Не знаю… Я всю ночь не спала. Только заснула – ужасный сон приснился, до сих пор не могу прийти в себя.
– Что за сон?
Алена задумывается на секунду, подбирает слова.
– Сначала как будто кто-то скребся снаружи в стену. Я точно слышала, такой ясный звук, четкий… Потом этот
– Толик, – подсказываю я.
– Да. Как будто я смотрю в окно, а он подошел к нашей калитке и стоит. Я вышла прогнать его, стала говорить по-хорошему, мол, уходите. А он заулыбался, жутко заулыбался, у него половины зубов нет. И я его так в спину подтолкнула, и он ушел. А я вернулась домой и вижу…
Алена умолкает, делает глубокий вдох и неожиданно говорит:
– Блин, я так курить хочу. У тебя нет ничего?
Я проглатываю всё свое изумление, все ехидные вопросы и просто качаю головой.
– Жалко. Короче, я иду в дом. Всё очень реалистично. Я знаю, что ты в школе, Боря на работе. Я иду в нашу комнату и вижу, что Мирчика нет в кроватке, хотя он точно был там. Я щупаю постель, она теплая. Я думаю, может, он как-то вылез, хотя знаю, что не мог никак. Начинаю бегать, искать его, кричать. И вдруг понимаю. Вспоминаю, что в тачке у этого мужика лежало свернутое одеяло. И я понимаю, что… малыш был там, в этом одеяле. Этот Толик приходил за ним, и я его так просто отпустила, как будто отдала. Я выбегаю, кричу, а там идет дождь, и никого нет. Я плачу. Такое отчаяние… Я с этим проснулась – с криком, со слезами.
Я чувствую, как холодеет моя спина, остро представляю себе всё, о чём она говорит. Мне ее жаль, просто отстраненно жаль, как любого другого человека.
– Ну, это просто сон, – неловко говорю я и подвигаю поближе к ней тарелку, – поешь.
– Боря тоже сказал, что это ерунда, но я не могу забыть. Здесь что-то не так. В этом месте что-то не так.
Если бы она спросила меня, что я думаю об этом, я бы сказала, но она не спрашивает. Она смотрит на тарелку с бутербродом и переводит взгляд на меня.
– Ты ешь в школе?
Мне хочется засмеяться, но это был бы злой смех.
– Нет. У нас платное питание. Родители переводят деньги классухе.
– А… можно же пойти купить в столовой булочку или что-то… У тебя есть деньги на карте?
– Есть немного. Но там сейчас картой нельзя платить, только наличкой.
Она, нахмурившись, смотрит на меня, как будто впервые
– Почему ты не говоришь, что тебе нужны деньги?
Я отвожу взгляд. Почему мне с ней так сложно? Она ничего не понимает. Всегда она была такая или это Боречка ее так загипнотизировал, налил ей в уши своей правды?
– Я думала, это и так понятно. Где мне брать, я же не работаю? А Борис всё время говорит, что нужно экономить.
Она встает, идет в прихожую, достает из сумки кошелек. Дает мне пятьсот рублей.
– Возьми. Когда нужно будет еще, скажи. Не ходи голодная, ладно?
Я неожиданно чувствую, как глазам становится горячо. Блин, из-за какой-то пятисотки… Нет, нет, нет!
– Спасибо, – говорю я как можно спокойнее, – ну я пойду одеваться.
– Да, – говорит она, – да. Я тоже пойду, попробую поспать хоть немножко.
Я иду к остановке. Утро особенно хмурое и пасмурное. Снова думаю, что зимой в это время, наверное, будет совсем темно. Как я буду ходить здесь в темноте? Ловлю себя на странной уверенности: ничего, зимой меня здесь не будет. Почему?
Подходя к пустырю, вижу вдалеке Толика с его тачкой – тащится навстречу, покачивая головой, как будто кого-то слушает. Он замечает меня, радостно машет рукой и ускоряет шаг. Вот только его мне сейчас не хватало. Блин… Я грязно ругаюсь про себя. Тачка лязгает, подпрыгивая на кочках и проваливаясь в ямки. Поравнявшись со мной, Толик разворачивается и начинает идти рядом.
– На службу? – сипло спрашивает он.
– Ага, – отвечаю я.
Не хочу говорить, что я еще в школе. Кто знает, что у него в голове. Пусть думает лучше, что я взрослая и сильная.
– Я тоже щас поеду, заправлюсь только. Забрал свою «ласточку» с техосмотра, помыл. Смотри, какая.
Я смотрю на его тачку. Она такая же отвратительно грязная, как и в прошлый раз. На дне лежат какие-то тряпки. Невольно вспоминаю Аленин сон, но заставляю себя прогнать эти мысли. Просто фантазия, она слишком много думает обо всех этих местных жителях, собраниях и всяком таком.
– Собрание сегодня, – деловито говорит Толик, будто прочитав мои мысли, – явка строго обязательна. В шесть часов – помнишь, нет? Придется с работы пораньше уйти.
– Да, я помню, – говорю я.
– Вот. И своим скажи. Хоть и не ваш дом, а что делать.
Что там насчет дома, не пойму. Алена говорила, что он ей уже затирал что-то подобное.
Конец ознакомительного фрагмента.