В городке над Неманом
Шрифт:
Отец с сыном в этот вечер засиделись допоздна. Антон Валентинович и валенки проверил, и брюки ватные приготовил, и две пары суконных портянок повесил на шесток у печки: для сына и для себя. А Димка сидел и учился подергивать зимнюю удочку.
Кончилось все это тем, что Елена Петровна вышла на кухню и сказала:
— Ну хватит, рыбаки, пора спать ложиться… Что-то и мне свежей рыбки захотелось. Ты уж, Антоша, постарайся завтра.
— Постараемся, — важно ответил Димка.
Зимой на Немане
Декабрьским
Первая добыча лишь раздразнила лисий аппетит. Сторожко наставив острые уши, она двинулась дальше. Вот вновь стремительный прыжок. Быстро замелькали передние лапы, разрывая снег, и снова удача: вторая мышка…
Так подошла лисица почти к самому берегу реки. Глянула на лед и замерла.
По Неману шли двое мужчин и один мальчишка. Мальчишка тащил за собой санки с укрепленным на них небольшим ящиком. На ящике сидел черный вороненок. «Вот бы мне его на зуб», — подумала лисица, но тут же осеклась: за санками трусила большая рыжая собака. Волоча за собой длинный хвост, вжимаясь в снег, лиска поползла к прибрежному тальнику, подальше от беды. Маневр этот удался ей, благо, легкий ветерок дул от пришельцев, и собака не почуяла лисьего духа. Рыжая красавица заползла в тальник, отряхнулась осторожно и, скрываясь за кустами, со всех ног помчалась к спасительной лесной опушке.
— Вот здесь и остановимся, Антон Валентинович, — предложил дядя Максим. — Под берегом омуток, а чуть дальше перекат. Место хорошее.
Бодренков удовлетворенно оглянулся и, присев на санки, вытащил портсигар.
— Давай перекурим, Максим Савельевич, а потом уж за лунки возьмемся.
Дядя Максим сбросил с плеча ремень, на котором нес рыбацкий ящик, уселся на нем и начал свертывать цигарку.
Ивашка, конечно, с интересом следил, как Антон Валентинович раскрыл портсигар, вынул папиросу, щелкнул крышкой и сунул портсигар назад в глубокий карман полушубка. Вороненок подскочил поближе, раздумывая, не сунуть ли клюв в этот карман. Но что-то отвлекло Ивашку.
Его зоркие глаза заметили в недалеком распадке лисьи следы. В другое время Ивашка инстинктивно взлетел бы на ближайшее дерево, подальше от опасности, но сейчас рядом был Гром, и Ивашка безбоязненно полетел в распадок, призывая за собой своего друга. Пес выскочил на берег и заметался по тальниковым кустам, почуяв свежий лисий след, а Ивашка клевал розовый снег в том месте, где недавно лакомилась лисица. Гром устремился было по следу к лесу, но засвистел Димка, полетел к Неману Ивашка, и пес нехотя повернул назад к своим хозяевам.
Там уже успели перекурить и в две пешни долбили лунки. Антон Валентинович вырубил пару лунок, одну подле другой. Им с Димкой хватит. А дядя Максим продолжал долбить лед. Он захватил с собой несколько ставков и собирался половить на них щук.
— Вы мне, друзья хорошие, мелочи наловите, от любой
А те, устроившись спиной к ветру и подняв высокие воротники, уже застыли над лунками. Не прошло и минуты, как на мормышку Антона Валентиновича клюнул первый окунек. Растопырив красные плавники, он вылетел на лед. Но в руки дяди Максима не попал — его успел перехватить Ивашка. Он отлетел на десяток метров, уселся на небольшую, торчком стоящую льдину и, хитро поглядывая на грозившего ему кулаком дядю Максима, принялся за даровое угощение.
В это время клюнуло и на Димкиной удочке. Взволнованно дыша, быстро перебирая пальцами леску, Димка вытащил своего первого окуня. Он был граммов на двести. Дядя Максим разочарованно свистнул:
— Этот не пойдет. Мне бы помельче.
Мелочь исправно вытаскивал Антон Валентинович. Рядом с ним стоял дядя Максим, грозно поглядывая на Ивашку, который вертелся возле них. Дядя Максим бросал в небольшое ведерко очередного окунишку, грозил вороненку кулаком:
— Кыш, постреленок! Иди к Димке, попытайся у него взять. Видишь, он уже третьего окуня тащит и молчит, только знай себе посапывает.
А к Димке пришла удача: третий окунь уже был с полкилограмма. Даже Антон Валентинович завистливо крякнул, глядя, как сын дрожащими от нетерпения пальцами высвобождает мормышку из рыбьей пасти.
Загляделся отец на добычу сына и вдруг почувствовал, как неожиданная тяжесть повисла у него на леске, да такая, что шестик на удочке согнулся.
— Максим… Максим Савельевич, багорчик мне, — крикнул он сдавленным голосом, поднимаясь со своего ящика и не ослабляя натяжения лески.
Дядя Максим успел подбежать в то мгновение, когда в лунке показалась рыбья голова. Он поддел багорчиком за жабры и вытащил на лед окуня, да такого, что тот еле пролез в лунку.
Димка завороженно глядел на широкоспинного горбача, тяжело ворочавшегося на снегу. «И такие тут водятся», — подумал он.
Антон Валентинович полез за портсигаром.
— Да что же вы медлите, мормышку опускайте, стая отойдет, — нетерпеливо сказал ему дядя Максим.
— Подожди, подожди, Максим Савельевич, сердце зашлось, перекурить надо. Садись-ка ты лучше на эту лунку.
— Э, нет, как ни хороша твоя добыча, я ставками займусь.
— Папа, а мне можно из твоей попробовать?
— Ну что ж, садись. Бери мою удочку, а я разомнусь, похожу, Максиму Савельевичу помогу.
Мальчик живо пересел к счастливой лунке. К нему перебрался и Ивашка. Похаживая вокруг лунки, он каркал вполголоса, будто говорил: «Давай, Димка, давай! Да больших таскать не надо, я их сам боюсь. Мне бы помельче».
Сторожок на Димкиной удочке качнулся раз, другой. Он подсек и потянул к себе леску с упиравшейся на конце рыбой. Плотвица. Он спрятал ее в ящик, чем разочаровал Ивашку. Надел свежего мотыля и снова опустил мормышку в лунку. Еще плотвичка, но маленькая. Эта и досталась вороненку.