В гору на коньках
Шрифт:
Лиза: Я не знаю.
Master_K: Я чувствую, что тебе нравится. Знаю, что ты вся напряглась. Ты боишься. Мне хорошо, когда ты немного боишься. В этом азарт и новизна, понимаешь? Мне интересно и тебе интересно. Ты нужна мне, я хочу отдавать тебе свою теплоту и заботу, хочу видеть, как твои глаза горят благодарностью ко мне, а из глаз текут горячие соленые слезы.
Мы все живем порочно, скучно. Скука на самом деле есть грех. Я хочу разбить твою скорлупу, Елизавета. Хочу освободить тебя, твою Душу из обители скуки. Ты чувствуешь это? Если да, потрогай себя, Лиза. Сделай мне приятно. Не
Я хочу показать тебе высшее наслаждение. Ты узнаешь, как это, когда твое сознание раздваивается, ты одновременно находишься «здесь» и «там», а твоего тела не существует. Боль. Искупление. Прощение. В конце ты полетишь, подпрыгнешь, тебя будет плющить, распирать во все стороны. Доверься мне, малышка, будет о-о-очень хорошо. Ты хочешь быть со мной? Хочешь попробовать?
Лиза: Как ты заметил это во мне, как смог разглядеть? Я чувствую в себе необходимость быть слабой и беззащитной в руках Того Самого. Без тебя жизнь теряет краски. Я вроде живу, но как бы не в реальности. Все сереет… События теряют свою ценность, даже самые близкие люди не могут завладеть моим полным вниманием. Но эмоции рвутся иногда наружу, когда ни с того ни с сего срываюсь вдруг на невинном ребенке или на работе и понимаю, что они-то точно не виноваты в моем состоянии!
Сидит внутри крошечный жучок, жучок-древоед. Он медленно жует мои недра, где-то в районе солнечного сплетения. Оно все время в напряжении. Такое сосуще-ноющее чувство, которое пищей не заглушишь. Водой не зальешь. Когда я представляю твои глаза, удовлетворенные, довольные, «сытые», я понимаю, что это я дала тебе это.
«Какие глаза? Если это переписка с той свиньей, что я видел на Маросейке, какие могут у него быть глаза? Как ты вообще их видишь, Лиза?!».
Для меня это неописуемые ощущения. Когда мы переписываемся здесь, это дает возможность мне существовать среди обычных людей, искать, жить, дышать. Общаться и не думать о постоянной боли, которую невозможно унять.
Master_K: Это голод. Ты говоришь о состоянии, которое вызывает желание бросаться на стены, царапать в кровь плоть. Горишь изнутри.
Я научу тебя получать удовольствие не от боли, а через нее. От предвкушения и сладкого страха. От эндорфинов. Я подарю тебе массу положительных эмоций: мою нежность, парадоксальность ситуаций, свободу внутри, полет и оргазмы. Главное, не терпи боль, не выдерживай ее, а пропусти через себя, окунись и плыви. Не сопротивляйся ей, тогда и удовольствие не заставит себя ждать. Поверь мне, сладкая, ты должна мне верить.
Я листал омерзительные картинки. Женщина, связанная, как ощипанная курица, губы застыли в сардонической улыбке. Еще женщина, ей в рот засунули что-то квадратное, похабное, пластмассовое. Руки перетянуты пластиковой стяжкой. Остекленевший взгляд, в центре кляпа пластмассовая круглая дыра. Еще одна, с бескровным лицом, раздетая, привязанная к андреевскому кресту. Я отвернулся. Открыл профиль Мастера К: морда не вмещается в рамку аватара – это несомненно он. Спортивные мотоциклы, мрачные лофты с битым кирпичом, в друзьях сплошные блондинки, 40 лет, из Павлодара, Мухаметшин Кирилл. Вот так я узнал его имя.
Мне нужно было выплеснуть
Как ни в чем не бывало, Лиза стояла в коридоре, оттирала газетой с зеркала следы от ладошек Луки. На её пальце кольцо. То ли серебро, то ли белое золото. Она проследила мой взгляд. «Купила». Я вижу, она врёт.
– Приезжает мама, – сказала она вот так просто, – на Старый Новый год.
Смотрит мне в глаза, румянится лицо, глаза прозрачные.
– Слава, чего ты молчишь? Перед матерью хоть не позорь нас. У нас остались с зарплаты деньги, ты хоть что-нибудь отложил? Когда ты в последний раз покупал ребёнку фрукты? – Она переходит на визг.
Я ничего не отвечаю, думаю о вишне. Худшее лето в моей жизни. Я не мог купить Луке фруктов и ободрал на улице дикую вишню. Стоял жаркий ветреный июль. Я рассовал вишню по карманам и пошел к своему подъезду, не глядя на недовольную собачницу в брендовом спортивном костюме с дорогой белошерстной собачонкой. Наперерез прошел бродяга в остроносых мраморно-голубых туфлях. На его плече болталась экологичная авоська для продуктов. Он наверняка думал, что неплохо упакован. Я понял, что завис где-то посередине.
Зашел домой, руками освободил от косточек тугую мякоть и сложил ее в чашку.
– Кислые, – сказал Лука, – мне нравится.
Он все понял и простил меня. Я был готов отдать весь мир за его "мне нравится".
В интернете я читал, что изменщики агрессивны. Они чувствуют себя виноватыми и срывают злость на муже или жене. А еще у них появляются новые вещи.
До этого мне выдали предновогоднюю премию, сжалились – три тысячи. Одну тысячу тут же заставили скинуться на новогодний корпоратив. Когда тишина ослабевает, я думаю, что на оставшиеся две тысячи куплю Луке конструктор, и мне становится легче.
Я еду в маршрутке, спускаюсь в метро мимо бабки, просящей деньги на коленях . Я даже не уверен, что она старая, но ей охотно подают. Иногда мне кажется, что это загримированный военный – какая нужна выдержка стоять по 10 часов на коленях!
Вагон пропитала усталость, грусть и беспокойство за каждый не наступивший день, запахи запоя, карамели и стиральных порошков. Рядом со мной молодой еврей с черными усиками, выбритыми висками и забавным хохолком, как у птицы. Под расстегнутой синей курткой на нем надета майка: Евреи за Иисуса. В слове "За" гласная нелепо сконструирована из звезды Давида. В руках у него плохо отпечатанная брошюра "Евреи за Иисуса. Отпразднуйте Хануку вместе с нами". Он невысокого роста, щуплый, с острым тоненьким носом. Стоит на напряженных ногах, на лбу выступили капли пота. Спокойно смотрит внутрь себя красивыми глазами, печальными и скорбными. Глазами, от которых не спрячешься, никуда не уйдешь.