В горячих сердцах сохраняя... (сборник)

Че Гевара Эрнесто

На полосе несколько человек в военной форме. Они суетятся возле двух грузовиков. Туда же подъезжают еще несколько машин. Они вытягиваются в колонну. Шоферы остаются на местах. Слышно лишь урчание моторов.

Мимо нас проносится джип. В нем капитан. Машина спешит в сторону штаба батальона. Наконец мы достигаем полосы и останавливаемся возле грузовиков.

— Приготовиться к погрузке!

Первое отделение забирается в кузов. Некоторые мешкают, вскарабкиваясь наверх, потому что им мешают винтовки. А снизу нажимают:

— Вперед, ребята,

вперед!

— Куда это мы? — спрашивает какой—то милисьяно, ставя ногу на заднее колесо, чтобы оттолкнуться и перелезть в кузов.

— Лезь, лезь, спрашивать потом будешь.

— Везет же нам, парень, — обращается он ко мне, перемахнув через борт кузова.

— Везет, — отвечаю.

Как только все забираются в кузов, грузовик трогается. Весь наш взвод — двадцать два человека вместе с сержантом — умещается в одной машине, даже остается немного свободного пространства.

— Сержант, можно узнать, куда нас везут? — спрашивает Кинкалья.

— Можно.

Все смотрят на сержанта. Раньше он работал в Санта—Кларе конторщиком в отделении американского кредитного банка «Интернейшнл Харвестер компани». Теперь он сержант и командует нами. Это крепкий, мускулистый парень. Зовут его Бенито Ортега.

— Значит, дело такое: надо окружить и поймать тех, кто прячется в тростнике, — объясняет он.

— И это все?

— Конечно. А тебе что, мало этого?

— Эх, заарканить бы их, ребята!

— А если они уже ушли оттуда? — спрашиваю я сержанта.

— Так быстро все поле они проскочить не могли.

— Но это же было полчаса назад, сержант. И они уже поле проскочили, точно говорю, проскочили, — уверяет кто—то.

— А может, они и не пошли через тростник, а сразу вышли на шоссе, что ведет в Сенфуэгос…

— Нет, там бы их перехватили. На дороге патрулирует джип, — возражает Бенито.

— Ну и что, что патруль? — подает голос Болита.

— Патруль патрулирует, тебе говорят. И обязательно зацапает их, если они решатся выйти. Уловил? — спрашивает Кинкалья.

Подъезжаем к полю с противоположной стороны. Проехав еще несколько метров, грузовики останавливаются.

— Выгружайся, ребята! — командует сержант. Спрыгиваем на землю. В этот момент к нам подъезжает джип.

— Следуйте за первым, сержант, — поступает оттуда приказ.

— А где первый?

— Вон там… — показывает офицер.

— Слушаюсь!

— Дистанция пятнадцать метров, — добавляет офицер.

— Внимание! Слышали приказ? Дистанция пятнадцать метров. Первому отделению расположиться здесь, остальные рядом. Выполняй команду! — приказывает сержант Бенито.

Надвигается темнота, а вместе с ней и холод. Что ж, придется, видно, нам постучать зубами. Еще одна машина движется по окраине поля. Трава здесь скошена под самый корень, и даже лежа на земле можно осматривать местность. Недалеко за нами растут гуайябо. В воздухе разносится аромат спелых фруктов. На двух грузовиках только что подвезли третий и четвертый взводы. Они быстро

рассредоточиваются, образуя вместе с нами единую цепь. Кто—то ползком приближается к нам с тыла. Это сержант.

— Винтовки не заряжать, — шепчет он. — Не курить, не разговаривать. Будьте начеку, они могут показаться в любую секунду. — И он ползет дальше по цепи.

Устав опираться на локти, я опускаюсь на живот, чтобы немного передохнуть. Начинает болеть грудь и затылок, оттого что все время приходится вытягивать шею. Ноги сводит судорогой. Поворачиваюсь на бок, чтобы дать отдых затекшим мускулам. В это время возвращается сержант.

— Сержант, а что мы будем делать, когда настанет ночь?

— Ждать.

— А смены не будет?

— Нет.

— А если кто—то вдруг заснет?

— Я его пристрелю.

— Что же, так сразу и расстрел?

— Да, так сразу, — говорит сержант, поправляя фуражку. — Если кто—то из нас заснет, они смогут улизнуть. Подойдут без шума и попытаются проскочить.

— А может, они знают, что мы здесь?

— Может, и знают.

— И потому—то они до сих пор не показываются, а?

— Может, и так.

— Нет, так оно и есть, ведь мы залегли здесь давно. По времени они должны были уже пересечь поле.

— С ними две женщины, и быстро идти они не смогут.

— А сколько их, сержант?

— Пассажиры самолета сказали, человек пять—шесть.

— Да—а–а…

Постепенно все вокруг теряет конкретные очертания, расплывается. Замирают стебли сахарного тростника и высокой травы, растущей вдоль узкой тропинки. Просыпаются сверчки, оглашая округу своим стрекотанием. И вот уже начинается лягушачий концерт.

Совсем стемнело. Появились первые звезды. Вижу, как одна из них скользит вниз по небосклону и исчезает за колышущейся чертой горизонта, образуемой тростником и полоской неба. Вдруг из зарослей доносится настораживающий шорох — скорее всего, треск придавливаемой соломы. Я ложусь на живот и подтягиваю к себе винтовку. Приклад упирается мне в плечо. Моя левая рука вытянута и удерживает винтовку за ложе, правая — на затворе. Я сдерживаю дыхание и пытаюсь что—нибудь разглядеть в кромешной темноте, но уже в двух шагах ничего не видно. Вот шорох прекратился. Я перевожу дыхание, правой рукой нащупываю подсумок. Порыв ветра проносится над зарослями и приводит их в движение, отчего они издают звук, похожий на шум дождя.

И снова слышится шорох соломы. В зарослях тростника что—то шевелится. Я готов выстрелить, но сдерживаюсь: щелчок затвора может меня выдать. Сильно бьется сердце. Каждой клеточкой тела я чувствую твердую, шероховатую поверхность земли.

А шорох соломы слышится все ближе. Вот он внезапно прекращается. Впереди перешептываются. Звуки стелются по земле. Я приподнимаюсь, но ничего не вижу. Прекратился и шепот.

Сухой щелчок заряжаемой винтовки заставляет меня повернуть голову направо. И в тот же миг прямо передо мной возникает какой—то шум, возня.