В интересах государства. Орден Надежды
Шрифт:
Трое парней, что курили у самых перил, принялись искать часы. И лишь один — тот, кто стоял в самом конце небольшой темной площадки, направился ко мне.
— Я подскажу, — почти беззвучно шепнул он. — За мной, Михаил.
Он юркнул в темноту, и я почти на ощупь последовал за ним. То, что сперва показалось мне стеной, как выяснилось, было узким коридором. Настолько узким, что даже я проходил в него с трудом. Малыш бы точно не поместился, разве что пригнувшись, на выдохе и боком.
Мы шли молча и торопливо — мой проводник ни разу не оглянулся, чтобы проверить,
Перед крутым поворотом он резко остановился и все так же молча осторожно потянул меня за плечо, чтобы уберечь от удара о стену. Я кивнул в знак благодарности, но не был уверен, что он это увидел. Лишь раз, когда я снова едва в него не врезался, я скользнул ладонью по его руке и нашарил на привычном месте кителя шеврон студента.
Значит, учащийся. Но какой курс — неизвестно.
Не знаю, сколько мы плутали в темноте. По моим ощущениям, прошла вечность, и мне казалось, что мы специально ходили кругами так, чтобы я не запомнил дороги. Наконец проводник замедлил шаг, принялся шарить ладонями по правой стене и, видимо, что-то обнаружив, с усилием толкнул… дверь?
— Ой! — мне по глазам резанул свет. Сейчас, на контрасте с кромешной тьмой, он казался ярким, как само солнце.
— Тихо!
Проводник толкнул меня вперед, а сам вошел последним и плотно закрыл дверь. Я влетел в проем и едва успел затормозить перед возвышавшейся на добрую голову фигурой в аудиториумском кителе.
— Вот, значит, твой протеже? Хиловат.
Я поднял глаза и увидел некрасивого незнакомца с бугристым то ли от оспы, то ли от старых прыщей лицом. Помещение было небольшим и освещалось неестественным светом “Жар-птицы”, отчего все окрасилось оранжевыми тонами.
Мустафин поднялся с какой-то лавки и направился ко мне.
— Все готово. Проходи, Соколов.
Кто-то подтолкнул меня сзади, я обошел гору сваленных в кучу старых столов и наконец увидел круг заговорщиков. Мустафин, две девушки-старшекурсницы, которых я видел лишь мельком. Еще двое парней-студентов помимо тех, кого я увидел раньше.
Из самого темного угла поднялась еще одна фигура и вышла на свет.
— Славно, что Ирка тебя не прибила, — улыбнулась Анна Грасс.
Глава 26
Я замер, с трудом веря своим глазам.
Значит, Грасс с ними. Впрочем, удивляться было особо нечему: не скажу за Мустафина и остальных, но у Аньки был железобетонный мотив присоединиться к заговорщикам. Видимо, убийство ее возлюбленного равнодушными родителями наложило на ее душу такой отпечаток боли, что теперь она желала мести всей аристократии. Или хотя бы пыталась добиться послабления законов.
Интересно, как долго она состояла в этом сообществе? И была ли ее дружба искренней?
Хорошо, что я не успел толком с ней разоткровенничаться и лишил Орден Надежды дополнительных рычагов давления.
Анька хитро прищурилась и протянула мне руку.
— Здесь мы не называем друг друга по именам. Поэтому для тебя
Я не выдержал и усмехнулся, пожимая ее холодные пальцы.
— Очень тебе подходит. Но я пока просто Михаил.
— Здесь все знают, кто ты, — сказал прислонившийся к стене рослый старшекурсник. — У нас правило — решение о принятии в ячейку принимается путем голосования. Не могу сказать, что твою кандидатуру приняли единогласно — Магистру пришлось основательно нас убеждать. Но если наш лидер уверен, что ты окажешься нам полезен, что ж… Добро пожаловать в клуб.
Видимо, Магистром он называл Мустафина, потому как в процессе своей слегка язвительной речи то и дело косился на куратора.
Следовало как следует всех их запомнить, чтобы затем в библиотеке поискать настоящие имена и фамилии. Пусть до личных дел я не доберусь, но общие снимки, которые делал штатный фотограф при поступлении, уже напечатали. И я точно видел, как сотрудники библиотеки их развешивали. Найду, выясню, узнаю. Главное — запомнить все приметы.
— А тебя мне как называть? — обратился я к язвительному типу.
— Нерон.
— Поэт? — усмехнулся я. — Или матушку зовут Агриппиной?
— Дом сжег, когда проснулась Благодать, — ответила за него Грасс.
Старшекурсник осклабился.
— Я и правда хорош в поджогах. Люблю жить с огоньком.
Миленько. Главное, чтобы с матушкой не то самое, а то в исторических статьях про императора всякие ужасы писали…
Нерон-студент выглядел довольно взрослым. Я бы дал ему последний курс. Это подтверждало и то, что он позволял себе определенные вольности в одежде. Ботинки щегольские, коричневые, явно не по уставу. Ухмылка на красивой, но неприятной роже — с превосходством, да и рубашка не форменная. Явно дороже и вроде из шелка. Точно выпускник. Только эти считают себя схватившими Бога за бороду.
Парень с бугристым лицом наклонился к моему уху.
— Я — Шкура.
— У вас все прозвища шутливые? — изумился я. — Вроде же серьезным делом занимаетесь.
— Нужно же хоть как-то пар выпускать, — сказала Анька и представила двух девушек. — Это Клико и Рыба.
— Боюсь спрашивать.
Рыба, к слову, была весьма симпатичной: стройная фигурка, длинные ножки, благообразное лицо приличной гимназистки, но глаза… масляные, многообещающие. Дескать, девушка приличная, но до поры до времени. И явно тоже из “старшаков”.
Клико, судя по всему, вдовой не была. Либо уважала шампанское, либо имела какие-то французские корни. А может был в анамнезе какой-нибудь дурацкий случай.
— Прежде чем задашь вопрос, — сказала девушка, поймав мой заинтересованный взгляд, — мне подбило глаз пробкой от игристого. Едва не потеряла.
Я пожал плечами.
— Что ж, это все объясняет.
Клико казалась самой обычной серой мышью — простоватое, но довольно миловидное лицо, слегка полновата в руках и бедрах, блузка и китель застегнуты на все пуговицы. Девчонка явно с комплексами, особенно на фоне остальных ярких девиц. И, кажется, я как-то видел ее болтавшей с Хруцкой. Значит, третий курс?