В интересах государства. Орден Надежды
Шрифт:
Кровь полилась в чашу. Мне показалось, что она была светлее, чем у остальных, но свет мог сыграть со мной злую шутку — все же венозная всегда темнее.
— Довольно, — тихо сказал куратор, когда из меня вылилось достаточно.
Клико быстро меня залечила, и я вернулся на свое место.
Мустафин снова произнес заклинание про потоки, что должны были слиться воедино и образовать новую кровь. Когда он договорил последние слова, чаша словно раскалилась у него в руках. Металл засиял, по гладкому боку сосуда пробежали искры
Я замер в ожидании. Что дальше? Вряд ли здесь где-то припрятан аппарат для переливания. Значит…
Мустафин сделал три медленных глотка из чаши, и у меня тошнота подкатила к горлу. Куратор дернулся, на миг его глаза застелила тьма, а затем они снова стали обычными карими.
Я нервно сглотнул — слишком громко, и остальные студенты это заметили. Грасс усмехнулась, скользнув по мне взглядом.
“Все будет хорошо”, — сказала она ментально. — “Это странно, но ты привыкнешь”.
Чашу начали передавать по кругу. Каждый делал по три глотка, после этого с ним что-то происходило, затем глаза чернели… И все возвращалось на свои места.
Когда очередь дошла до меня, я с трудом заставил себя приложиться губами к крови. Первый глоток. Я пил, стараясь не дышать носом. Пусть просто пролетит в желудок и там растворится. Второй… Вкус я все же почувствовал. Почти такой же, когда тебе разбивают губу в драке, но кровь показалась мне более тягучей, густой.
Третий глоток. Сам не понял, как, но я выпил его жадно, словно это было сладкое десертное вино, а не жижа из вен революционеров. Почему так? Что оно со мной делало? Что вообще со мной происходило?
Пищевод обожгло огненной дорогой, я вздрогнул и на миг ослеп. Но когда зрение ко мне вернулось, мир словно начал выглядеть иначе. И я чувствовал себя… другим.
Я был последним, и Мустафин забрал у меня чашу.
А затем каждый из студентов подошел ко мне и… обнял.
— Теперь ты с нами, — улыбнулась Рыба. — Настанет день, и все это уже не понадобится… Но сейчас ты — часть нас, а мы отныне — часть тебя.
Я рассеянно позволял обнимать себя и глядел на Мустафина поверх голов.
“Что это значит?” — спросил его я.
“Этот ритуал смешения крови изменил тебя. К завтрашнему утру твоя кровь изменится, и та, что хранится во флаконе у ректора, перестанет иметь на тебя влияние”.
“И это… навсегда?”
“Нет. Ритуал нужно повторять раз в месяц. Эффект временный. Это тот ошейник, о котором я тебя предупреждал, Михаил. А еще… Сегодня ты стал частью нашей семьи. Ты сам поймешь, что это значит”.
— Кречет, — тихо сказал Счастье, глядя на меня. — Пусть его теперь зовут Кречетом.
***
Вдохнув и выдохнув для концентрации, я взял совсем немного силы и натянул на себя отводящее глаза заклинание. От пристального внимания не спасет, но поможет проскользнуть.
Ранним
Всю первую половину дня должны были подъезжать машины, чтобы забрать студентов на короткие зимние каникулы. Некоторые ребята из других городов оставались в Аудиториуме, если не успевали добраться до родни или договориться о совместном праздновании с местными.
Я бесшумно поднялся на нужный этаж и, проскользнув между двумя кадками с гигантскими фикусами, принялся искать комнату Ирки. Связаться с ней ментально так и не удалось, а ночью у лестницы в женское крыло бдела Порфириевна — самая лютая из вахтерш, мимо которой даже мошка не пролетит. Слабые ранги силы на нее не действовали — видать, надыбала защитный артефакт, а использовать силу высоких уровней так открыто я не рискнул. С моим послужным списком с администрации станется придумать какое-нибудь наказание, и это окончательно разрушит планы на примирение с Ирэн.
Поэтому я крался в женский корпус ранним утром, дождавшись, пока Порфириевна уйдет гонять чаи с баранками.
Найдя нужную дверь, я аккуратно постучал. Прислушался — тишина. Мне это показалось странным, ведь обычно девчонки постоянно щебетали и должны были бурно обсуждать прошедшую вечеринку. А здесь было тихо, как в склепе. Неужели ошибся комнатой? Нет, вроде та самая…
Я сверился с часами — ну нет, точно должны были уже проснуться и вовсю собираться. Самое время для чемоданов.
— Ничего не перепутали, ваше сиятельство? — прозвучал мелодичный женский голос за моей спиной.
Я резко обернулся. Марианна Перовская в едва прикрывавшем срам домашнем халатике стояла предо мной, держа несколько пустых холщовых мешков для белья.
— И тебе доброго утра. Мне нужно поговорить с Ирой.
Перовская состроила гримасу глубочайшего сожаления.
— Ох, Соколов, боюсь, не получится.
— С какой радости?
— Это невозможно. Если, конечно, ты сейчас не отрастишь крылья или не оборотишься птицей.
— Хватит болтать. Где она?
Перовская глянула на маленькие часики на запястье.
— Полагаю, уже у себя дома, — театрально вздохнула она. — Бедняжка так разволновалась после твоей вчерашней выходки, что решила не терять ни минуты. Ирэн уехала ночью — я сама провожала ее до автомобиля.
Наверняка и это было работой Перовской. Стерва была готова на что угодно, лишь бы лишить меня возможности объясниться с Иркой и изолировать ту от остальных.
— Куда она поехала? — зарычал я, надвигаясь на Перовскую. Всего на миг в ее глазах промелькнул страх, но она быстро взяла себя в руки. Видимо, мою рожу так перекосило, что даже эту спесивицу проняло. — Куда?