В Иродовой Бездне. Книга 3
Шрифт:
Стоя вдали, смотря в окно карцера, в котором находился Лева, она пела:
«Что стоишь, качаясь, горькая рябина,
Головой склоняясь до самого тына…
Но нельзя рябине к дубу перебраться,
видно, сиротине век одной качаться…»
Это песнопение навевало на Леву грусть. Но в то же время ему отрадно было сознавать, что за него переживают не только его близкие друзья, но и знакомые. В душе, а иногда и вслух, вполголоса, он напевал гимн, который теперь особенно стал для него близок:
«В
где неправды гнетущий обман,
я к Отчизне иду неземной
по кровавым стопам христиан.
В край родной, неземной
от обмана мирской суеты
я иду и приду
к незакатному Солнцу Любви.
Темнеет вечерняя мгла,
длится тяжкий и скорбный мой путь,
но не гаснет надежда моя.
Я в Отчизне родной отдохну.
Иди же смелее вперед,
за Христом, не пугаясь врага.
Скоро кончится путь твой земной,
засияют Сиона врата».
Как-то утром пришел фельдшер и сообщил Леве, что конвой, который проводил избиение, удален из охраны колонны. В тот же день вечером Леву вызвали в следственную часть, попросили рассказать все. Потом ему сказали, что дело его прекращено, он признан невиновным и освобождается.
Как радостно освободиться из заключения в заключении! Хотя Лева по-прежнему остается тем же заключенным, но теперь он все-таки в относительной свободе. Всей душой благодаря Господа, Лева побежал в барак. И бригадир, и все собригадники, радостно приветствовали его.
— Ну, и пережили мы за тебя! Думали — пропадет парень ни за что…
Радостные объятия, поцелуи с братом Михаилом Даниловичем и другими братьями. Был сразу же организован «чай на травке», где все вознесли благодарственную молитву за избавление Господом Левы от страшной опасности.
На другой день Леву ожидала еще большая радость: в колонну приехала врач — начальник санчасти. Лева подошел к ней.
— Смирнский! Где вы пропали, просто провалились. Нам нужны медработники, и вдруг вы исчезли, никак не могли найти.
Лева рассказал о своих приключениях.
— Сейчас же иду звонить в управление, — сказала начальница санчасти, — чтобы оформить по телефону наряд на перевод вас опять в райбольницу.
Она позвонила и сообщила Леве, что он завтра же будет отправлен на прежнее место своей работы.
— Лева, я так за вас переживала! — говорила Валя Данилевская. — Ну, слава Богу, все хорошо, и вы возвращаетесь на прежнее место работы.
— Да, слава Богу! — сказал Лева. — Господь защитил, и люди разобрались.
— Желаю вам успеха, освобождения, учебы в Москве. Вот мой адрес московский. Я скоро освобожусь, пишите, приезжайте…
Трогательно было прощание Левы с дорогим братом Михаилом Даниловичем и с другими братьями.
— Как хотелось бы встретиться с вами на
— Благослови тебя Бог в путь на труд для Него. Встретимся ли здесь, на земле? — задумчиво сказал Михаил Данилович. — Не знаю, но у Господа встретимся. Там будет то, чего нет здесь: вечное, непреходящее…
Глава 21. Сохранен
«Я хочу, чтоб он пребыл…»
Иоанн. 21,22.
Лева с радостью ехал работать в районную больницу. Он соскучился по медицине, ведь это было призвание его жизни — оказывать помощь больным, способствовать восстановлению здоровья человека. То, что он работал на трассе, копал глинистую землю и отвозил на' тачке под откос, было тоже неплохим делом. Ведь строили железную дорогу, которая будет способствовать передвижению людей. Сидеть без работы — это самое страшное,
Освободившись, Лева начал переписываться с Валей, но вскоре переписка между ними прекратилась, и о дальнейшей ее судьбе Лева ничего не знает. В своем последнем письме к нему из Москвы Валя писала: «Я вышла замуж. Поздравлять с сыном или дочерью еще рано и вряд ли придется, так как я этих «цветков» не хочу. Насчет твоего поступления в мединститут: Лева, ты большую ошибку сделаешь, если не поступишь в Москве. Забудь на время свое положение и поступай в Москве. Я уверена, что ты поступишь. Таких толковых, преданных своей работе и учебе людей мало. А есть много чего порассказать…»
Средней Азии, в Каттакургане, он был безработным и ходил отмечаться на биржу труда. Всякая честная работа хороша, если она по силам и здоровью человека, но иметь призвание — это драгоценно. Лева же, по его вере, имел призвание от Бога, и поэтому ему теперь было особенно приятно, что опять займется лечебной работой.
Он вошел в районную больницу и радостно приветствовал всех: санитарок, санитаров, фельдшеров. Большинство из них были новые.
— Не знаю, найдется ли здесь для вас место? — говорил лаборант, здороваясь с Левой.
— Полагаю, если начальник санчасти направил, — возразил Лева, — следовательно, в работниках нужда.
Из своей комнаты вышел заспанный доктор Букацик и как-то холодно поздоровался. Лева пошел на кухню. Старый повар-китаец, которого он лечил от сифилиса, очень обрадовался приезду Левы и на его вопрос «как поживаете?» покачал головой и сказал:
— Ни как при вас, ни как при вас.
Из дальнейшей беседы с ним Леве стало ясно, что медперсонал сжился друг с другом и все лучшее тащит с кухни; в этом же участвует и врач Букацик. Когда здесь был Лева, он, проверяя состояние кухни, особенно следил, чтобы ни медработники, ни хозобслуга ничего лишнего не тащили из продуктов питания.