В каменном чреве Нью-Йорка

Анна-Нина Коваленко

– Это было так унизительно!

– А я, наоборот, восприняла свою бумажку как спасение. И к тому же это не было больно.

Болотная сага

Морошка – северное приболотное растение.

Несмотря на ботаническое определение «приземистая», морошка считается и является одним из самых красивых, самых поэтических образов, растительной музой поэтов-песенников. Ягоды её, оранжево-желтые костянки, широко используются как в кулинарии, так и в народной медицине. Они обладают деликатным вкусом и, говорят, чудодейственной силой.

* * *

Летом в Нью-Йорке бывает невыносимо душно, и мистер Завалишин, он же господин, пан, а когда-то

товарищ, товарищ младший лейтенант, —расстёгивает верхние пуговицы рубашки. Из-под распахнутого воротника выглядывают страшные, красные, поперечные шрамы.

* * *

О жизни старого писателя в эмиграции, видно, хорошо сказано Арсением Тарковским в стихотворении «Верблюд»:

Привыкла верблюжья душа

К пустыне, тюкам и побоям,

А все-таки жизнь хороша,

И мы в ней чего-нибудь стоим.

Здесь, как говорится, – опять же писателями, а именно Ильфом и Петровым, было всё: расстрел отца в тридцатые; университет; смерть сестры; работа в колонии для малолетних преступников (уничтожив родителей, соответствующие органы остановили бдительный взгляд на подросшем Завалишине; юноша в это время работал в колонии; махнули рукой: его и так прибьют; потом же сгодился: началась война); война; плен; перемещение; безответная любовь; стихи бессонных лет, сгоревшие в пламени пожара; сухомятка; дешёвые бары; преодоление смертельных болезней; старость.

Последнего могло не быть, кабы не особая милость великого, святого родственника.

* * *

Как мало нужно порой, чтобы вывести из себя сильных мира сего.

Андриан Ладожско-Ильменский был воспреемником у юной царевны Анны, первой дочери Ивана Грозного. Митрополит Макарий, готовившийся к «Стоглаву», вызвал его. Вскоре Андриан поссорился с Иваном: мнительный Иван усмотрел обидный для своей особы намёк в словах, зачитанных Андрианом вслух:

«Соизмеряйте милостью наказание».

«Знаю, знаю, к чему ты клонишь, – вскипел царь. – Новгородцам своим милость вымаливаешь?! Тому не бывать! Им не милость нужна, а плётка железная!»

Не менее дерзкими показались ему следующие два изречения Андриана:

«Русь надо спасать от людей нежалостливых».

«Негоже церкви Христовой дыбарей* подменять».

Последовал постриг.

Андриан стал вскоре первым мокрым делом пригретого царём Малюты Скуратова.

___________

*палачей

Подкараулив монаха, пьющего воду из ручья, люди Малюты выстрелили сзади из лука; далее Малюта раздробил ему затылок дубиной… Искалеченное тело привязали к хвостам лошадей, пустили в поле… Казнь, а вернее, мародерство, происходило на глазах у жителей деревни, специально согнанных смотреть «в назидание»… Труп, раскачав, бросили в болото.

Через два года он всплыл – без малейших признаков тления, и даже увечья.

* * *

На Ладожье весна приходит поздно. Над буроватым ковриком из мха и прошлогодней травы расцветают, взлетают стаями к солнцу, к лазоревому небу розово- и белокрылые цветы.

* * *

Святые мощи потревожили ещё раз через четыре столетия: в двадцатых годах (нашего века) большевики делами «инвентаризацию», то есть вскрытие святых мощей, в частности, в Свято-Николаевском монастыре на Ладожском озере. Клавдий Завалишин, отец нашего писателя, доводившийся к тому же пра-пра… правнучатым племянником Игумена Андриана, ходил на вскрытие гроба святых мощей, как родственник. Подойдя, наклонившись –

отпрянул: увидел самого себя, лежащего во гробе. До того разительно было сходство. Единственно только, волосы лежащего были седыми, в то время как склонившегося над ним Клавдия – золотисто-русыми.

Он так и не успеет поседеть.

… Теперь от этого монастыря не осталось камня на камне.

***

Год – сорок второй.

Место действия – война.

…После пыток гестаповцы швырнули русского (лейтенанта), пытавшегося бежать из плена, в подвальную комнату, на пол. Бросили подыхать: пленный все равно больше не был нужен.

…Горела искромсанная грудь, ныли переломанные рёбра; натекшая кровь приклеила голую спину к полу. Он успел отметить всё это, приходя в сознание на несколько секунд. И ещё, подумать: «Пить».

… Неизвестно, как долго длилось небытие в муках… Чьи-то руки легли на раскалённый лоб. Знакомый голос отчётливо сказал:

– Вставай, племяш. Проголодался, небось. Я тут тебе поснедать принёс.

… Открыв глаза, в слабом свете, поступающем из щели окошка, увидел отца… да нет, святого Андриана, – седого, в чёрном монашеском одеянии,с горшком топлёного молока в одной руке и с корзинкой пиро… впрочем, только с одним большим открытым пирогом-ватрушкой – в другой. Не тратя времени и сил на объяснение чуда, молодой человек приподнялся, выпил до дна поданное молоко и принялся за ватрушку. Ел с наслаждением – ватрушка оказалась с морошкой – чувствуя, как с каждым принятым кусочком прибывают откуда-то силы. Раны болели меньше.

«Не уходи», – подумалось.

– А я побуду с тобой тут, – успокоил Андриан.

… И вот, в страшном подвале гестапо состоялась спасительная беседа двух родственников, представлявших две замечательно криминальные эпохи. Один собеседник возлежал на окровавленных досках пола, другой парил в слабом свете подвального оконца.

… – Ну что ж, – угадывая привычку молодости заглядывать вперёд, в будущее, сказал Андриан, уходя, вернее, растворяясь в воздухе, – большихвысот ты не достигнешь… Но жить будешь долго.

***

Эти последние слова своего святого родственника чаще других вспоминает, старея, седея, Вячеслав Клавдиевич Завалишин, русский писатель в изгнании.*

(*В.К. Завалишин умер поздней весной -1995г.)

К,К,К,

Зимой 1988 – в православной церкви (в той, где состоялось отпевание Василия Ситникова) познакомилась с Константином Кузьминским, или «К.К.К.», как его ещё звали, который стал на какое-то время моим артдилером: помог мне продать мои две картины коллекционеру русского искусства Нортону Доджу – тот собирал картины русских художников, написанные в России, с тем чтобы их передарить Музею Русского Искусства(?) в Нью Джерси. Ещё одну работу я подарила Кузьминскому. Мы стали друзьями. Когда Кузьминский с женой уезжали на каникулы (каникулы его жены, ибо у Кузьминского не было постоянной работы, а следовательно, каникул) – мы с дочерью выгуливали и кормили его собак – их у него было 4, четыре борзые. В марте 1989 Кузьминский устроил в своём подвале («Галерея ПОДВАЛ») выставку художниц, приуроченную к Женскому Дню 8 марта. Назвал её «Нина Коваленко и другие женщины». Потом он дал мне кассету – интервью с Василием Стиниковым, переписать, имею в виду пером по бумаге, я выполнила. Спрашивал также моего мнения о новинках литературы; мы переписывались. Но наша дружба скоро дала трещину, и даже не одну трещину, а целых три.