В канун Рождества

Пилчер Розамунда

Элфрида прочла вслух:

— «Мои дорогие Оскар и Элфрида, не написал раньше потому, что хотел дать вам обоим время устроиться на новом месте. Надеюсь, поездка прошла благополучно и вы нашли дом в хорошем состоянии. Должен признаться, что после вашего отъезда я чувствовал себя обязанным написать письмо Питеру Кеннеди, священнику приходской церкви в Кригане. Я знаю о вашем желании жить уединенно и анонимно, чтобы свыкнуться с постигшей вас трагедией. Но меня не оставляло беспокойство за вас, а Питер очень хороший человек и надежный друг, и я знал, что могу довериться ему, он никому не расскажет о вашем горе. Покуда я не передал Корридэйл Хьюи, Питер был там постоянным гостем, и я получал большое удовольствие от его общества и его острого ума. Я предвижу, что он найдет возможность познакомиться с вами,

и хотел бы, чтобы вы приняли его заботу и помощь. Надеюсь, вы не обидитесь на меня за эти мои действия. Меня также беспокоит, в каком состоянии находится дом, боюсь, он недостаточно обставлен и оборудован. Как вы знаете, я не бывал в Кригане уже много лет, однако, когда дом покинули Кочрейны, я договорился, чтобы за ним присматривали. Поскольку я чувствую себя ответственным за ваш переезд — ведь это я убеждал вас уехать из Гэмпшира и поселиться в Кригане, — мне доставит большое удовольствие пополнить ваш бюджет и тем самым сделать вашу жизнь более приятной. Поэтому я вкладываю в конверт чек на пятьсот фунтов. Надеюсь, этого будет достаточно для удовлетворения ваших нужд. Погода в Лондоне все еще пасмурная и холодная. Я почти не выхожу из дома. Надеюсь, вы оба здоровы. Буду очень рад, если вы напишете или позвоните — тогда мне будет спокойнее. Видел в „Таймс“ объявление о продаже Грейнджа. Мальчики не теряют времени. С наилучшими пожеланиями вам обоим. Искренне ваш Гектор».

Элфрида молча свернула письмо и вложила его обратно в конверт.

— Я напишу ему сегодня же, — сказала она.

— Он очень добрый человек. Но мы-то на самом деле ни в чем не нуждаемся.

— Неправда, нуждаемся, — твердо сказала Элфрида.

— Например, в чем?

— Например, в новом тостере, который не сжигал бы тосты, не взорвался бы и не убил бы меня током. Этот уже совсем старый. Потом я должна купить кровать для Люси, и было бы очень хорошо повесить шторы на лестничное окно.

— Я ничего этого и не замечал, — смущенно сказал Оскар.

— Мужчины никогда не замечают.

— Может быть, купишь посудомоечную машину?

— Я не хочу посудомоечную машину.

— Или микроволновую печь?

— И микроволновую печь тоже не хочу.

— Или телевизор?

— Никогда не смотрю телевизор. А ты смотрел?

— Только новости. И слушал гимны. И концерты классической музыки.

— Хорошо, что нам так мало нужно, Оскар!

— Во всяком случае, нам пока везет. — Он взял чек и стал его разглядывать. — Во всех отношениях. Перед тем как навестить Розу, я зайду в Шотландский банк и открою для нас совместный счет. Так что можешь покупать мебель.

— Но деньги предназначены не мне.

— Они для нас обоих.

— И ты считаешь, Шотландский банк окажет нам такую услугу?

— Я держу там деньги с юных лет. Не предвижу никаких трудностей.

— Ты, Оскар, человек действия. И не забудь купить цветы для Розы.

— Не забуду.

* * *

День выдался ослепительно яркий. В синем небе алое солнце, и ни единого дуновения ветерка. Дамы, отправившиеся за покупками, осторожно ступали по тротуару, боясь поскользнуться или упасть; на всех были толстые башмаки, теплые шапки и перчатки. Но и холод был не помеха, если им было что рассказать друг другу, и облачка пара так и клубились во время их болтовни.

За черным кружевом голых веток под лучами солнца светилась золотом церковь. Вокруг шпиля кружили чайки, а на острие флюгера уселась ворона. Мороз покрыл ледяной коркой траву на древнем кладбище, а машины, приезжающие с отдаленных горных ферм, были покрыты белыми подушками. Из багажника одной из них торчала рождественская елка.

Прибравшись, заправив постели и притащив корзину дров из сарая, Элфрида села в эркере и с удовольствием полюбовалась картинкой зимней жизни Кригана. Оскар долго скреб ветровое стекло и прилаживал дворники. Наконец, он уехал. Элфрида надеялась, что Роза Миллер будет рада его визиту.

Она повернулась к столу — теплый солнечный лучик упал ей на спину — и начала письмо к Гектору.

«9 декабря.

Дорогой Гектор,

как хорошо, что Вы написали нам, и спасибо от Оскара и от меня за

щедрый чек. Он пришелся более чем кстати по ряду причин. Нам действительно кое-чего не хватает, хотя мы прекрасно обходимся. Но на Рождество к нам приезжает моя племянница Кэрри Саттон, вместе со своей племянницей Люси — ей четырнадцать, — и теперь я смогу украсить наше жилище, сделать его более уютным. Нам просто необходим новый тостер — это самое главное, но кроме того, я должна купить какую-то мебель для комнаты Люси (она будет спать в мансарде), так что ваш чек очень пригодится.

Оскар чувствует себя хорошо. Все время, что мы здесь, он был замкнут в себе, и я порой впадала в отчаяние, думая, вырвется ли он когда-нибудь из долины скорби и начнет ли новую жизнь. Он никого не хотел видеть, ни с кем не разговаривал. Однако вчера, взяв с собой Горацио — это мой пес, — он отправился в долгую прогулку, и около гольф-клуба к нему подошел Питер Кеннеди. Оскару этот человек понравился, он сказал мне, что у него очень приятное лицо. Питер пригласил его в клуб на чай, и он принял приглашение, но затем, узнав, что Питер священник, почему-то испугался и сбежал.

Он ужасно из-за этого расстроился, но, я думаю, этот инцидент заставил его задуматься, и он понял, что не может навсегда спрятаться от людей. Так что сегодня утром он сел в машину и поехал с визитом к Розе Миллер в Корридэйл. Это его первый добровольный шаг к людям, и я полна надежды, что следующий визит будет к Кеннеди и что это не за горами. Как бы то ни было, Оскара нельзя подгонять, надо позволить ему решать самому.

У нас и правда все в порядке, дни текут мирно. Сазерленд — очень спокойный уголок земли, мы с Горацио совершаем дальние прогулки по берегу, иногда возвращаемся уже после заката. Телевизора у нас нет, но мы, право же, в нем и не нуждаемся. Оскар привез с собой маленькое радио, и мы проводим долгие вечера за игрой в канасту или слушаем музыку.

Наш путь сюда, казалось…

Элфрида была так поглощена письмом, что не слышала ни голосов на улице, ни того, как открылась и закрылась витая железная калитка, ни шагов по дорожке к парадному. Когда зазвенел звонок, она так испугалась, что выронила ручку. Горацио, как всегда, залился паническим лаем. Элфрида вышла из гостиной и сбежала вниз по лестнице.

— Тихо, Горацио! — Она перешла холл и широко распахнула тяжелую парадную дверь — навстречу солнцу, холоду и незнакомой женской фигуре. — Прошу прощения — пес ужасно нервный.

— Не извиняйтесь, все в порядке.

Ее гостьей оказалась женщина лет около сорока, высокая, стройная, с совершенно необыкновенной внешностью. У нее были очень черные, как вороново крыло, волосы, падающие прямыми прядями до плеч, и челка. Одета она была в длинную красную шерстяную юбку и барбур — теплую куртку, довольно поношенную. Обмотанный вокруг шеи клетчатый шарф обрамлял красивое, тонкое лицо без следов косметики. Щеки загорелые, разрумянившиеся от холода, глубоко посаженные глаза цвета крепкого кофе. В одной руке она держала пластиковую сумку, в другой — маленькую деревенскую корзинку с яйцами. Она улыбалась.

— Здравствуйте! Вы Элфрида Фиппс? Надеюсь, я не потревожила вас? Я — Табита. — Элфриде это имя ни о чем не говорило, что явно выразилось на ее лице. — Табита Кеннеди. Жена Питера Кеннеди.

— О! — Элфриде не так-то легко было скрыть свое изумление. Стоявшая перед ней экзотическая красавица была менее всего похожа на жену священника. — Мне очень приятно познакомиться с вами! — Она отступила назад, держа дверь открытой. — Входите же.

Однако Табита колебалась.

— Но, может, вы заняты. Я всего лишь принесла вам яичек. От моих курочек.

— Я вовсе не занята, а свежие яички — это роскошь. Входите, я угощу вас кофе. — Табита вошла. — Вы не против, если мы зайдем сначала в кухню? — Элфрида пошла вперед. — Я поставлю чайник, а потом мы возьмем кофе наверх. Или вы предпочтете чай?

— Умираю, хочу кофе. Я просто заледенела. Питер взял машину, и мне пришлось пешком спускаться с нашего холма. Думала, грохнусь на спину — так скользко. — Она прошла вслед за Элфридой на кухню, поставила корзинку с яйцами на стол, а свою пластиковую сумку повесила на стул.