В канун Рождества
Шрифт:
— Сядем к окну?
— Давайте. Солнце изумительное. — Табита размотала шарф, раскрыла молнию на куртке, сняла ее и бросила на стул.
— А вы сидите тут и наблюдаете? Наверное, уже столько всего про нас, местных, узнали, что можно книгу писать.
— Да, бывают очень забавные сценки. — Элфрида отодвинула в сторонку письмо, которое писала Гектору. — А вы давно здесь живете?
— Да уже лет двадцать. Мы поженились как раз перед тем, как Питер стал тут священником.
— Сколько же вам было лет?
— Двадцать. — Табита ухмыльнулась. — Некоторые
— Сколько им?
— Рори восемнадцать. Только что окончил школу. Он получил самые высокие оценки и зачислен в Даремский университет, но начнет учиться только в следующем году. Сейчас у него свободный год, и он не знает, чем заняться. Питер говорит, что ему все равно, лишь бы парень не болтался без дела. А дочери — ее зовут Клодэг — двенадцать, она помешана на лошадях. Мы понять не можем, почему она избрала себе такое дорогое увлечение.
— Могло быть и хуже. Например, дельтапланеризм…
Обе рассмеялись. Приятно было болтать за чашкой кофе, как подружки, обсуждающие своих мужей и детей. Казалось, они знают друг дружку испокон веку.
Элфрида посмотрела на Табиту — в черном свитере, длинные волосы до плеч, как у юной девушки, и не могла сдержать любопытства.
— Вам нравится быть женой священника? — спросила она.
— Я счастлива, что вышла замуж за Питера. И я не только жена священника — я преподаю в школе, мой предмет — искусство. Я дипломированный учитель. Пять дней в неделю, утренние уроки.
— Вы художница?
— Да. Моя специальность — живопись и рисунок, но я учу и ремеслам — гончарному делу и шитью. Все подушечки для коленопреклонения в церкви — творение рук наших старших девочек. Это был грандиозный проект. И каждая мать в Кригане имеет несколько кривоватый горшок для бегонии.
— А я была актрисой, — сказала Элфрида и тут же смутилась. Это прозвучало так, будто она хотела перещеголять Табиту.
Но та была приятно удивлена:
— Да что вы! Хотя, признаться, я нисколько не удивлена. Вас легко представить себе на сцене. Вы были знаменитой?
— Нет, совсем нет. Но всегда была занята в спектаклях.
— Это очень важно, не так ли? Делать то, что тебе нравится, и получать за это деньги. Вот и я чувствую себя точно так же. Тогда начинаешь себя уважать. Питер меня понимает. И это еще одна причина, почему я его так люблю. Жду не дождусь, когда вы с ним познакомитесь. Я бы пригласила вас к нам, но, пожалуй, лучше подождать, пока они с Оскаром выяснят отношения. Как только это случится, я пошлю вам приглашение. То есть позвоню.
— Буду ждать с нетерпением.
— А что вы делаете на Рождество?
— Боюсь, ничего. Не думаю, что Оскар хочет как-то отмечать его. Это понятно, ведь в такой праздник обостряются все чувства. Это тяжело. Но, может быть, что-то изменится. В пятницу к нам приезжает Кэрри, дочь моего кузена, со своей племянницей. Я предупредила, что настроение у нас не очень-то праздничное, но они все-таки решили приехать.
— Сколько
— Кэрри тридцать, а Люси четырнадцать. Я ее никогда не видела. Надеюсь, что она не слишком застенчива и в то же время не слишком бойка. И что ей будет не очень скучно с нами.
— На Рождество в Кригане очень весело, она прекрасно проведет время. Все здешние ребята собираются вместе…
— Она-то их не знает.
— Мы познакомим ее с Рори и Клодэг, а дальше уж она и сама со всеми перезнакомится.
— А они не будут против? — с сомнением спросила Элфрида.
— Против? Почему они должны быть против?
— Ну… незнакомая девочка. Из Лондона.
— Тем более о ней надо позаботиться, — сказала Табита.
Правильно, ведь она школьная учительница, которая знает, что и как надо делать, и в то же время — жена священника, воспитывающая своих детей в истинно христианском духе, подумала Элфрида. Несмотря на богемную внешность и веселый нрав, на эту женщину явно можно положиться. Табита нравилась ей все больше.
И тут ей пришла в голову одна мысль.
— Я собираюсь купить кое-какую мебель, — начала Элфрида. — У нас тут много чего не хватает, ведь дом сдавался, а потому и обставлен был лишь наполовину. Со спальней для Кэрри все благополучно, а Люси я хочу поместить в мансарде. Там, по-моему, мило и светло, только вот… Не хотите взглянуть сами? Может, посоветуете, что туда купить?
— Конечно хочу. Ужасно люблю все смотреть! — Табита допила кофе и, отвернув рукав свитера, посмотрела на часы. — А потом я убегу. У Питера сегодня ранняя служба в Бакли, и перед уходом я должна накормить его супом.
— Если вы торопитесь…
— Успею. Пойдемте, покажите мне. Я большой знаток по части интерьера.
— Вот только… у нас довольно скромные возможности.
— Я жена священника. И этим все сказано.
Они поднялись на верхний этаж и вошли в мансарду. В одной комнатке, без окошек, стояли три старых сундука, портновский манекен, а по углам вилась паутина. Во второй через потолочное окно лился бледный зимний свет.
Табита была очарована.
— Дивная комнатка! Любая девочка придет в восторг. Вы хотите постелить ковер? Пол тут очень приятный. И радиатор есть, очень уютно. Конечно, нужна кровать и, быть может, комодик. Или небольшой туалетный столик. А как насчет телевизора?
— Телевизора у нас нет.
— Ну да. Но подростки без него не могут, им непременно надо на что-то таращить глаза. Кстати, у Рори есть старенький телевизор, я с ним поговорю. Сюда еще нужны лампы и штора на окно, а то девочке будут мерещиться привидения.
Элфрида сказала:
— Гектор прислал нам немного денег. Я думаю, если бы что-то из подержанных вещей…
— В Бакли есть замечательный рынок.
— Там я еще не была.
— Я вас отвезу, и мы все купим.
— И кровать?
— Ах, кровати там чудесные. И простыни, и картины, и предметы искусства, и жуткие старые платья, и гардеробы, и ковры. Давайте на следующей неделе? Во второй половине… Вторник подойдет?