В капкане
Шрифт:
— Мама, а помнишь, что говорил дяденька милиционер в участке? — спросил Коля, давясь сухой гречневой кашей.
— Ох, не береди мои раны, сынок, — вздохнула мать, убрав со стола посуду. — Я простить себе не могу, что подошла к этим цыганкам.
— Ты не виновата.
— Кто же еще, кроме меня?
— Самокат и я. Если бы не уехал, то заметил бы, как они в сумку полезли.
— Я сама должна была это заметить. Ты маленький, тебе играть положено.
— Во-первых: уже не маленький, а во-вторых: единственный в доме мужчина.
Мама открыла в раковине воду, принялась мыть
— Доедай кашу, мужчина. Хватит и на твой век забот.
— Ты тоже моя забота, и я не хочу, чтобы нас кто-нибудь когда-нибудь обманывал. Мы должны быть бдительными.
Мама перестала греметь посудой.
— Ты запомнил слова милиционера?
— Да, — кивнул Коля, облизав ложку. — И еще запомнил, что глаза всегда говорят правду.
— Может быть. Только, как ты ее распознаешь, эту правду?
— Надо тренироваться, — вскочил он со стула. — Я сам научусь и тебя научу!
Из большого, как сковородка, динамика, висевшего над кухонным столом, послышалась ободряющая веселая песня.
Капитан, капитан, улыбнитесь, Ведь улыбка — это флаг корабля.— Сходи лучше, погуляй, учитель, — улыбнулась мама. — Только не долго, вечер на носу.
Коля, надев сандалики, выбежал во двор.
Здесь возилась в песочнице малышня, прыгали со скакалками девочки, крутились на каруселях сверстники-мальчишки.
— Вы, как будто маленькие, — насмешливо сказал он, подходя к ребятам.
— А ты, как будто большой, — ответил вредный мальчик Сева, раскручивая деревянное колесо.
— Большой не большой, а на карусельках с первого класса не катаюсь.
Перешедшие во второй Глеб и Клим дружно спрыгнули с пузатых лошадок.
— Садись, Севка, теперь мы тебя покрутим.
— А че, сразу, я-то? — отошел тот в сторонку.
— Давайте лучше вот что, — сказал Коля, поворачиваясь к ним спиной. — Вы меня сзади хлопайте по плечу, а я буду отгадывать, кто это сделал. Кого узнаю, тот и становится на мое место, — он прикрыл глаза ладонью. — Начинайте.
Первый удар был сильным и звонким.
— Спорим, угадаю с одного раза, — сказал Коля, крутанувшись юлой.
— Слабо тебе, — хихикнул Глеб.
— Ты!?
— А вот и нет, а вот и нет! — весело запрыгали ребята. — Обманули дурачка на четыре кулачка.
Коля снова развернулся к ним спиной. Эта старая, всем известная игра, как нельзя лучше подходила для его тренировок.
Он пристально всматривался в лица друзей, пытаясь определить фальшь в их глазах. Иногда ошибался и тогда занимал место нападающего. Но тут же умышленно раскрывался и снова возвращался в исходное положение. Ребята потешались над его неловкостью, а он сверлил их взглядом, учась отличать ложь от правды.
Глава 4
Прежде чем зайти в опорный пункт, Полынцев решил заглянуть на пляж. В том, что там накануне была стрельба, он уже не сомневался — труп, можно сказать, свидетель. Но почему этот факт так упорно отрицал культурист? Боялся связываться? Что-то знал?
Медицинский пункт стоял напротив вагончика спасателей, образуя некое подобие проходного
Войдя в пахнущую клизмами и пилюлями медицинскую комнату, Полынцев понял, что не ошибся. На кушетке, с журналом в руках, полулежала симпатичная рыжая девица в белом с крестиком на кармане халате. Судя по колоритной глянцевой обложке, усыпанной фотографиями полуголых мачо, читала она отнюдь не «Медицинский вестник». Впрочем, упрекнуть доктора было не в чем. На столике лежали фонендоскоп и тонометр, в стеклянном шкафчике поблескивали пузырьки с лекарствами, на стене висел плакат по оказанию первой медицинской помощи. Все указывало на то, что к приему посетителей здесь основательно подготовились.
— Добрый день, — кашлянул Полынцев, оглядывая плакат, где один бесполый человечек оказывал медицинскую помощь другому. К слову, у последнего в нижней части живота зияла непристойная дырка. Видимо, какой-то остряк решил обозначить пол схематичного героя. Только имело ли это отношение к делу?
— Вы ко мне? — спросила девушка, поправляя не слишком длинный халатик.
— Да, к вам, если позволите.
— Слушаю вас.
Полынцев улыбнулся, желая расположить хозяйку к неформальному разговору.
— Смотрю, окно у вас настежь — не прохладно?
— Нет, — скупо ответила она. — Я вас слушаю.
Уловив строгие нотки в голосе собеседницы, он быстро переключился на служебно-деловой тон.
— Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Представьтесь, пожалуйста.
— Нина, — сказала она, отбросив формальности.
Полынцев удивился резкой смене настроения и на всякий случай переспросил.
— А по отчеству?
— Просто, Нина, — сухо отрезала она.
— Ну, хорошо, — улыбнулся он еще раз. — А скажите мне, просто Нина…
— Давайте без фамильярности, товарищ лейтенант. Мы с вами не на курорте.
— Это точно… мы на пляже, — буркнул он, снова ощутив в ее голосе стойкую неприязнь. — Итак, назовите фамилию, имя, отчество, место работы.
Девушка поджала губы и отвернулась к окну.
— Пишите: Растатуева Нина Афиногеновна, Медсанчасть № 7, медсестра.
Полынцев еле сдержал улыбку. Вот почему: «просто Нина». Анкетные данные-то веселые. Впрочем, ему приходилось встречать фамилии, куда более интересные по смыслу. Обсуждать их — дело неблаговидное: человек не виноват, что получил неказистое наследство. Однако в фамилиях отражается история предков, их заслуги, привычки, занятия. Например, Смирновым никогда не назвали бы смутьяна или дебошира, а Батраковым — кулака или помещика. Если ваша фамилия Полынцев, то будьте уверены, что прадед ваш не отличался легким беззаботным характером: полынь — трава горькая. А вот если вы Растатуева, то вряд ли ваша прабабушка была строгая обстоятельная дама, скорее уж — попрыгунья-стрекоза (тра-та-та, рас-та-та). Отсюда следовало, что медсестра Нина Афиногеновна играла нехарактерную для своей фамилии роль, что так или иначе настораживало. Правда, это были всего лишь домыслы молодого, не слишком обремененного жизненным опытом, лейтенанта.