В капкане
Шрифт:
— Да я же шучу, ты разве не поняла. Ну, скажи, Андрюха, я ведь шучу.
Полынцев подтвердил.
— Он только так и шутит, по-другому не умеет.
— Так. Выметайтесь отсюда оба, я на обед пошла.
Вовка уже полчаса крутился возле дома Петровича, ожидая, когда тот выйдет на улицу. Обычно, в это время старик уже стоял у ворот, но сегодня они были заперты.
Местные петухи смирно сидели на заборах, боясь соскакивать на дорогу. Дерзкий малец, обладавший силой «волшебного пенделька» и вооруженный крепкой занозистой палкой,
Походив, как часовой, под высокими воротами, поглазев в дырки и узкие щелочки — в которых, кстати сказать, ничего не было видно — он решил таки зайти в ограду.
Забор для деревенского сорванца не представлял никакого препятствия. В два счета, по-кошачьи, взобравшись на него, он ловко спрыгнул во двор и воровато осмотрелся… Никого… Подойдя к рассохшейся собачьей конуре, на всякий случай заглянул вовнутрь. Тоже пусто. Дверь в доме была не заперта — значит, дед на месте. С силой дернув массивную ручку, он переступил высокий крашеный порог.
— Дед Коль, ты дома?
Тишина…
На душе у Вовки появилось нехорошее предчувствие. Сейчас заглянет в комнату, а там — мертвяк. Стоит ли заходить? Поборовшись с собой секунду-другую, он все же решил, что стоит. Оглядываясь по сторонам, на цыпочках двинулся дальше…
В кухне — никого… В печке — тоже. Сейчас самое страшное — комната. Выглянув из-за косяка, чтоб, если что, тут же броситься обратно, он хорошенько присмотрелся. Но нет — диван пустой, на кресле лежит старая меховая жилетка. Прошел по стеночке к спальне… Здесь тоже ни души. Кровать аккуратно заправлена, тахта накрыта покрывалом. От сердца отлегло: значит, Петрович жив. Наверное, копается где-нибудь в своем огородике. Окно выходило как раз туда. Он встал на цыпочки и выглянул наружу. Ага, вот и учитель: присел у грядки, льет воду в торчащие из-под земли шланги. Чудно, мамка так грядки не поливает. Отпрыгнув от окна, Вовка бросился во двор.
Петрович, вылив из ведра остатки воды, снял воронку с широкого гофрированного шланга.
— Хорошего помаленьку, — крякнул он, переходя ко второму, точно такому же.
— Дед Коль, ты чего делаешь? — забежал в огород радостный помощник.
Петрович нахмурился.
— Я-то грядки поливаю. А вот ты, как сюда попал?
— Тебя искал.
— Я спрашиваю, как попал?! — строго спросил Петрович.
— Через забор, — промямлил Вовка.
— Почему не через ворота?!
— Потому что они были закрыты.
— А для чего люди запирают двери?!
— Чтоб чужие не заходили.
— Значит, ты поступил, как вор?!
— Почему, как вор?
— Потому что проник на закрытую территорию.
— Я тебя искал.
— А я тебе, что, дружок какой, приятель, что ты меня ищешь?!
— Я думал, ты сегодня опять к кому-нибудь пойдешь.
— Когда надо было — ходил. Когда надобность отпала — перестал. Тебе об том докладывать должен?!
— Я думал, спрошу.
— И поэтому, как вор, залез в ограду! Разбаловал я тебя, Вовка. Слишком вольно
На том дружба Вовки и Петровича скоропостижно окончилась.
Пообедав в кафе, Полынцев снова отправился на пляж. Настроение его припевало и посвистывало.
Во-первых: в столовой не оказалось свободных мест. И это было кстати. Он предложил Инне пообедать в кафе, а она без лишних колебаний согласилась. Во-вторых: когда девушка намекнула на высокие ресторанные цены, он ответил достойно: «Даму подобные мелочи волновать не должны, если рядом с ней настоящий мужчина». После этих слов, она, благодарно махнув ресничками, взяла его под руку. А это была серьезная победа. Хоть и жаль, что девушка оказалась излишне меркантильной.
Медсестра Нина Афиногенова протирала косматой шваброй крыльцо своего вагончика. На этот раз ее реакция на милицейскую форму была не столь вызывающа.
— Здравствуйте, — кивнула она вполне приветливо.
— Здравствуйте, — сухо ответил Полынцев, проходя мимо медпункта. — На месте ли ваш Гарик?
— Не… знаю.
Услышав неуверенный ответ, он по-армейски развернулся.
— Что за сомнения в голосе?!
— Просто не в курсе, — пожала она плечами.
— К сожалению, Нина, я вас очень хорошо, и далеко не с лучшей стороны, знаю, — сказал он, взбегая на крыльцо. — А ну-ка, пройдемте в закрома.
Они вошли в медпункт, прикрыв за собой двери.
— Я действительно не знаю, где он, — улыбнулась сестра, садясь на кушетку.
Оседлав стул напротив, Полынцев приготовился слушать очередную сказку. Похоже, ложь была родной тетушкой этой несговорчивой девицы. Хитрость и лукавство, словно косметический грим, лежали на ее лице толстыми румяными мазками.
— Значит, так: начнем с того, что я еще на улице понял, что на станции его нет.
— Почему? Я просто ничего не знаю.
— Как же вы меня притомили, — вздохнул он, сняв фуражку. — Опять начинаете что-то выкручивать?
— Ровным счетом ничего, — тряхнула она рыжими локонами.
Он поднялся со стула.
— Хорошо, я сейчас пойду и проверю вагончик. Если его там нет — вернусь… с наручниками.
— А я-то здесь при чем?
— Да все при том же. Мы еще за прошлую ложь с вами не рассчитались. Теперь наверстаем упущенное… В райотделе, конечно.
— Почему в отделе?!
— Потому что здесь вы отвечать не умеете.
— Умею. Нет его там.
Он вновь сел на стул.
— Помня нашу предыдущую лекцию…
— Вашу, — поправила она.
— Я и говорю — нашу. Могу предположить, что вы опять таите некий секрет, который своим же поведением и выдаете.
— Я ведь уже созналась — нет его там.
— Это слишком простое признание.
— А вам какое надо?
— Настоящее, полное.
— Это самое настоящее.
— Опять, двадцать пять. Снова будем два часа вокруг да около бродить?
У него начинало тянуть нервы. Так случалось при чтении нудной книги, когда ты давно разгадал следующий шаг, а герои все топчутся на месте, занимаясь ерундой.