В краю лесов
Шрифт:
Она принялась искать отца и наконец нашла его на огороде, где он проверял, хороша ли картошка. Услышав ее шаги, он выпрямился и, потянувшись, сказал:
– Доброе утро, Грейси. Поздравляю. Сегодня ровно месяц до свадьбы!
Она ничего не ответила и, не подобрав подола, направилась к отцу между рядами росистой ботвы.
– Сегодня утром - с рассвета - я думала о своем положении, возбужденно заговорила она, едва удерживаясь на ногах от дрожи.
– Я поняла, что мое положение ложно. Я не хочу выходить замуж за мистера Фитцпирса. Я
Мелбери побледнел, на лице его обозначились жесткость и неумолимость, он не проронил ни слова, пока они шли с огорода. Грейс не видела никогда отца в таком бешенстве.
– Слушай меня, - наконец сказал он, - бывает время, что женщина может думать и передумать, а бывает, что уже поздно, если только она дорожит отцовской честью и правилами приличия. Так теперь поздно - слышишь? Я не хочу сказать, что ты непременно обязана выходить за него. Только знай, что, коли ты ему откажешь, я буду навек опозорен, я стану стыдиться своей дочери и не смогу ждать от тебя ничего хорошего. Что ты понимаешь в жизни? Куда тебе рассуждать, что лучше, что хуже? Ты неблагодарная дочь, Грейс. Я вижу, ты где-то видала Джайлса, и он задурил тебе голову. В этом-то все и дело!
– Отец, отец, ты не прав. Джайлс тут ни при чем, тут такое, о чем я тебе не могу рассказать...
– Что ж, выставляй меня на посмешище, гони Фитцпирса, делай что хочешь!
– Но кто же знает о нашей помолвке? Как может тебя опозорить разрыв?
Мелбери неохотно признался, что рассказал о помолвке тем-то и тем-то, и Грейс поняла, что зуд тщеславия заставил его похвалиться выданьем дочери буквально всему Хинтоку. Она уныло побрела к беседке, видневшейся в кустах лавровишни. Отец шел за ней следом.
– Это все из-за Джайлса Уинтерборна, - твердил он, укоризненно глядя на дочь.
– Вовсе нет. Ты ведь сам когда-то хотел, чтобы я вышла за Джайлса. Грейс была близка к отчаянию.
– Вовсе не из-за Джайлса, а из-за мистера Фитцпирса.
– Стало, у вас размолвка? Знаешь, милые бранятся, только тешатся.
– Дело в одной женщине...
– Ах, вот оно что! Ты ревнуешь. Старая история. Не спорь со мной. Посиди-ка здесь, а я пришлю к тебе Фитцпирса. Я его только что видел - он курил перед своим домом.
Он быстро вышел за ворота и зашагал по дорожке. Грейс не могла оставаться в беседке, она вылезла сквозь брешь в ограде и углубилась в рощу. Ее было видно издалека: меж большими редкими деревьями без подлеска двигалось хрупкое, как сильфида, существо, на которое солнце и листва роняли золотистые и зеленоватые блики. Неожиданно за ее спиной послышался шорох шагов по сухой листве, и, оглянувшись, она увидела приближающегося Фитцпирса, доброго и свежего, как само утро.
Взгляд его изображал скорее любопытство, чем любовь. Но Грейс была так хороша в зеленом лесном царстве, щеки ее так чудно алели, простое легкое платье и плавные движения придавали ей такую неотразимую
– Дорогая моя, что случилось? Ваш отец сказал мне, что вы на меня дуетесь, да еще и ревнуете. Ха-ха-ха! Будто в этой глуши у вас может быть соперница, кроме великой природы! Вы же сами об этом знаете!
– Ревную? Нет, совсем не ревную, - грустно проговорила Грейс.
– Мой отец ошибается, сударь. Видно, я чересчур горячо говорила о нашем с вами супружестве, и он не понял, что я имела в виду.
– Значит, что-то все же случилось?
– Он пристально взглянул ей в глаза и привлек к себе. Она отпрянула, и поцелуя не получилось.
– Что же произошло?
– уже серьезно спросил он, обескураженный неудачей.
– Мистер Фитцпирс, мне пора домой, я еще не завтракала.
– Подождите, - настаивал он, глядя на нее в упор.
– Скажите мне все, прошу вас.
На его стороне было преимущество сильного, но Грейс ответила, подчиняясь не столько силе, сколько убеждению, что молчать нечестно.
– Я видела в окно, - проговорила она неуверенно.
– Я расскажу вам потом. Мне пора. Я еще не завтракала.
Фитцпирс вдруг понял все, что она имела в виду.
– Да ведь и я не завтракал, - оживленно заговорил он.
– Я сегодня встал поздно. Меня разбудили посреди ночи, вернее сказать, на рассвете. Чуть забрезжило, является какая-то девица из деревни - не знаю ее имени прибежала между четырьмя и пятью, говорит, спасения нет от зубной боли. Звонка ее никто не услышал, тогда она стала кидать камешки в мое окно, пока не разбудила. Я накинул халат и вышел к ней. Стоит вся в слезах и молит выдрать ей злополучный зуб. Я говорю, не надо, она - ни в какую. Так и вытащил, чистенький, ни пятнышка, мог бы прослужить ей еще лет пятьдесят. А она завернула его в носовой платочек и ушла предовольная.
Это было так правдоподобно, так исчерпывающе объясняло все! Не зная о том, что случилось в лесу Ивановой ночью, Грейс решила, что ее подозрения беспочвенны и недостойны, и с бесхитростностью чистой души немедленно уверилась в правдивости его слов. На душе у нее стало необычайно легко; как раз в эту минуту кустарник, окаймлявший сад, зашевелился, и на тенистую лужайку вышел ее отец.
– Надеюсь, все в порядке?
– весело спросил он.
– Да, да, - ответил Фитцпирс, не сводя глаз со стыдливо потупившейся Грейс.
– Скажите мне, что вы по-прежнему хотите стать мужем и женой, и я на радостях прибавлю вам две сотни. Ей-богу, - объявил Мелбери.
Фитцпирс взял Грейс за руку.
– Мы так и скажем, верно ведь, дорогая моя?
– спросил он.
Избавившись от подозрений, Грейс затрепетала от радости и благоговейной готовности проявить великодушие; но, оставаясь женщиной, тут же захотела добиться ответной уступки за свое согласие.
– Если мы обвенчаемся в церкви, то да, - подчеркнуто спокойно сказала она.
– А если нет, то нет.