В краю молчаливого эха
Шрифт:
— Вот он… тот человек, о котором я рассказывал!
Я аж вздрогнул. Откуда не возьмись подле нашего стола выросла фигура Платона Бочарова. Он широко улыбался и хлопал при этом рукой по плечу одного из трёх гибберлингов, стоявших рядом с ним.
— Это он… Бор! Славный парень, я вам скажу! Таких бы в моё время, и мы бы… ух!
Что «ух», я так и не понял. Гибберлинги тут же подошли ближе и дружелюбно оскалились.
— Что-то вы к нам не торопились, — сказал тот, которого хлопали по плечу. — Мы — Ушлые.
Я
— Собирался… как раз вот сегодня и собирался вас навестить.
— А вы знакомы? — удивился Платон. Кажется, он был немного «навеселе».
— Заочно… Теперь разбойников на тракте стало поменьше, — продолжали Ушлые, присаживаясь на скамью. Бочаров рухнул рядом с Прутиком. — А следовательно наш торговый оборот…
— Место одних могут легко занять другие, — отвечал я, подавая знак Фоме.
Тот сразу сообразил, что от него требуется и скрылся в подклете.
— Могут… могут… Или уже забоятся, — продолжали беседу Ушлые.
— Нам писали послы из Новограда, — продолжал старший из «ростка». — Так что можете рассчитывать на нашу поддержку.
— Спасибо… Кстати, вы не подскажете где мне найти друида Велеслава…
— Он скоро сюда прибудет. Пошёл в Зачарованную пущу. Слухи пошли, что там, видите ли, объявились… единороги.
— Кто?
Гибберлинги огляделись по сторонам и негромко сказали:
— Единороги…
— И вы в это верите?
— Трудно сказать… Велеслав вызвался пойти разобраться. Вот и ждём его тут.
Ушлые переглянулись и тут же перешли на гибберлингский. Видно, что сделано это было намеренно, чтобы ни Платон, ни Прутик не поняли сказанного.
— Пару недель назад прискакал в Старую слободку один наш знакомец. Глаза навыкате, заикается… В общем, ехал он по своим делам, да у Моховых Круч в сумерках повстречал жуткое создание. Вроде, говорит, и единорог, но огромный-преогромный. И тёмный, словно сама ночь. Только рог лишь светится… да глаза горят диким огнём… Кинулась эта тварь на него, так что тот еле-еле ускакал. Вот оно как!
— И что это значит?
— Нихаз его разберёт…
— И вы верите, что это был единорог?
— Может, и единорог… Гнедаш… или, как говорят местные — Гневливец…
— Кто это?
— Проклятый единорог. Жуткое создание… если это, конечно, правда. Его никто не видел, но байки травят — будь здоров.
— В Темноводье всё может быть. Тут даже земля пропитана…
Я хотел сказать «тьмой», но сдержался.
— Канийцы сами виноваты, — продолжал вещать старший из «ростка». — Алчность — вот суть Удела Валиров. Говорят, даже когда тут жили единороги… до Катаклизма… то многие канийцы безжалостно на них охотились. Хотели заполучить волшебные рога… Может, пришло время отмщения?
— Может… Однако выходит так, что мы сейчас говорим о том, чего пока не доказано. Если сказанное вами и правда…
— Лучше дождёмся Велеслава.
— Согласен.
Сказал, а сам закусил губу. В голове тут же закрутились мысли о Первосвете. Он ведь поехал через Зачарованную пущу один.
Пришёл Фома, который принёс тарелки гостям и кое-какой снеди. Судя по всему, он знал вкус Ушлых, да и Бочарова тоже, поскольку поставил им прозрачный лафет с варенухой.
Какое-то время мы ели, а гибберлинги весело и непринуждённо рассказывали (правда уже на канийском) о местных нравах и порядках. Я выяснил, что они проживают в Старой слободке уже около десяти лет. Изучили Удел Валиров вдоль и поперёк, чем не преминули похвастаться.
— Мы даже с медвеухими общий язык нашли! — сообщил старший из «ростка».
— Медвеухими? Не понял…
— Эти чудища проживают в Берложье чаще, за Мостищем… за болотом. А вы думали, что только на Мохнатом острове? На Новой Земле? — Ушлые по-доброму рассмеялись. — Тут тоже есть такие… Как-то был у нас случай: ехал из Новограда один путешественник, и увидал у нас деревянного идола. Даже не помню, как он от медвеухих нам достался… Но суть в том, что за сию деревяшку тот чудак отвалил нам пять золотых монет!
— Почему?
— Уж больно она ему до души припала. И заказал ещё пару штук.
— Странное желание.
— Странное или не странное, а уж коли деньги плачены, то нам без разницы.
— Ваш знакомец, часом, не чернокнижник? — вопрос не требовал ответа. Это было своего рода замечание.
Ушлые переглянулись и пожали плечами.
— А вы знаете, что медвеухие делают своих… идолов… из особого дерева? — спросил я.
— Какого?
— Того, в которое ударила молния. Такие… фигурки… имеют огромную силу… мощь… Я бы не стал себе их покупать. И даже брать в руки.
— Но то вы. А если кому-то уж сильно хочется, то…
— То он полный дурак. Или чернокнижник…
— Он эльф.
— Да? А вы, кстати, не подскажете как звали этого «чудака»?
— Нет… сейчас не вспомним.
— Жаль…
— А вам-то зачем?
— Так… на будущее…
Повисло неловкое молчание. Положение спас Бочаров, став болтать о всякой всячине.
Гибберлинги немного успокоились и вскоре мы договорились о том, что я непременно навещу Ушлых в их в доме. А они, кстати, пообещали поискать записи у себя в бумагах.
— Кажется, мы где-то заносили имя того странного покупателя… Поищем. Для вас — поищем.
Гибберлинги и Бочаров (осушившие добрую порцию варенухи) попрощались с нами и пошли вон из трактира. Я подозвал Фому и попросил нас рассчитать. Тот радостно заулыбался и убежал.
— Что будем делать? — спросил Прутик, сладко потягиваясь.
— А что тут делать? Просил тебя разыскать Горлана Зыкова…
— Но вы же понимаете, что…
— Понимаю… не понимаю… Мы топчемся с тобой на месте.