В краю Сорни-най
Шрифт:
(Те, что в масках, медведя могут называть не только по имени.)
— Если ты не знаешь — посмотри на стол!
— Твой зверь плохой, черный.
— Наши звери хороши. Сочиню я песню о твоем звере, взобравшемся на стол. Твоего зверя застольного буду колоть словами.
— Умеешь — так пой!
И «берестяной нос» — как называют маску — поет хулу на медведя:
Его руки — Лопаты, которыми женщины копаются в потухшем костре. Глаза — Круглые берестяные чумики с черной водой.Но хозяин «священного» стола
Осмеивают всех, не одного только медведя. Лишь бы слова были яркие и ум острый.
В дом, полный людьми, влетает какая-то птица.
— Чайка! — узнает кто-то.
Птица хватает со стола сияющую серебром чашу, прячет ее за пазуху и мчится в танце.
За ней едет богатырь. Он одет в лисьи и собольи меха. Конь у него деревянный. А бубенчики — настоящие, звенят.
— Мирсуснэхум! — говорят люди. — Он гонит чайку, дерзнувшую украсть народное счастье.
— Когда прошла чайка? — молвит он человеческим голосом.
— Семь дней тому назад проходила мимо нас чайка, — отвечают ему люди.
Мирсуснэхум подпрыгивает на одной ноге, напевая:
Золотую чашу, из которой питается народ мой, Похитила чайка. Конь мой с пестрыми боками, Зверек мой, быстрей, быстрей!— Когда прошла чайка? — опять спрашивает.
— Вчера прошла, — говорят сидящие на полу.
И опять едет, пляшет, напевая:
Как сохнущая таежная речка, Живот моего народа высох. И сердце жаждет пищи. Богатую чашу с народной пищей Своровала чайка.Немного едет — видит белую птицу. Догоняет, бьет — чайка падает. А Мирсуснэхум забирает сверкающую чашу.
— Вот ваша чаша! — говорит он народу, бросая чашу в руки людям. И удаляется в огненном танце.
Не бессмысленна эта сценка!
Таков древний праздник манси и хантов, в котором Лев Толстой видел зерна истинного произведения искусства.
А ведь недавно многие утверждали, что у народов Севера нет и не может быть искусства. Отрицалась возможность существования у них танцев. «Танец, дочь веселья, — читаем в многотомной «Истории танцев мира» С. Н. Худякова, — конечно, не мог найти себе места среди вечных льдов и холода, и поэтому у эскимосов, круглый год окутанных звериными шкурами, непрерывно влачащих свое скудное существование среди снежных вьюг и морозов, не могло родиться желание веселиться посредством танца». В других исследованиях с той же самоуверенностью своеобразное, экзотическое, непонятное европейцам искусство малых народов объяснялось «бессмысленными выходками дикарей» или просто шаманством.
Татьяна Федоровна Петрова-Бытова — ныне заслуженный деятель искусств РСФСР, — посвятившая себя созданию национальной хореографии Севера, доказала, что и под холодным небом рождаются огненные пляски, что древние, неевропейские танцы северян обладают огромной выразительностью, яркой впечатляющей простотой, они так же многоцветны, как пляшущие сполохи северного сияния.
Кружок национальной хореографии северных народов выступал уже на первом фестивале народного танца в Москве — в 1935 году. И с большим успехом: нанайская шуточная борьба сразу перекочевала в ансамбль народного танца И. А. Моисеева. Потом стараниями Петровой-Бытовой был создан ансамбль «Северное сияние». Он существует уже тридцать лет, и популярность его растет. Помню, как меня самого
Сейчас у народов Севера развиваются и музыка, и литература, и живопись. Истинные произведения искусства есть и у манси Петра Шешкина (его скульптуры экспонировались на Всесоюзной художественной выставке самодеятельных художников), и у молодого хантыйского художника Геннадия Раишева.
Раишев свободно владеет искусством причудливого северного орнамента, представляющего, кстати, не просто бессмысленные, красивые завитушки, а письмо, которое старики могут читать…
Раишев в какой-то мере продолжает начатое Панковым. Но было бы печально и неестественно остановиться на том же уровне. Было бы грустно, если бы творчество художника ограничивалось подражанием. Жизнь нашего века кипучая, сложная. Уложится ли она в древнюю загадку и орнамент? Нет! К счастью, Раишев, по-моему, идет дальше. Современный человек, знающий и Шекспира, и Толстого, и Пикассо, Раишев лишь отталкивается от видения мира своих предков и ищет собственные пути отображения многогранной действительности.
Трудно передать, описать содержание, тематику экзотической и остросовременной графики Раишева.
Скажу только, что автор этих строк благодарен Раишеву за истинно северное оформление книги поэм «Песня последнего лебедя», которая вышла в издательстве «Советский писатель».
И манси Петр Шешкин, и хант Геннадий Раишев, и ульчский художник Александр Дятала, и нанаец Андрей Бельды — каждый по-своему открывают мир кистью художника.
А сначала была просто загадка.
И от причудливой загадки может вырасти оригинальное искусство, нужное людям.
Кто сегодня продолжает складывать песню человека северного сияния?
Вспоминаю одно событие. Было это в Салехарде, лет пять-шесть назад. Чум… Древнее жилище оленеводов. Посреди — краснощекая печь. Жарко. А спину холодит. На улице мороз за пятьдесят градусов. Рвется он в чум сквозь шкуры, лежащие на шестах. У древнего огня — люди. Идет семинар молодых писателей пяти национальных округов Севера.
В глазах некоторых гостей удивление. Космические корабли, сияющие огнями города — и конусообразный чум из шкур? Лайка, лежащая у порога теплого жилища. Олененок Авка, протягивающий безрогую головку к ласковому теплу огня. Домашний олененок. Весной он осиротел. Беспомощную и слабую Авку люди взяли в чум. Смотрит Авка доверчивыми смолистыми глазами на людей, на огонь и радуется теплу.
Полный чум народу. Человек двадцать. Сидят плечом к плечу. Вокруг огня сидят. Откуда знать олененку, что людям из разных концов земли порой необходимо посидеть у одного огня и поразмышлять о жизни, поделиться теплом и опытом? А на улице мороз такой, что карликовые сосенки трещат. Жизнь… Что это такое?! Люди, олени, собаки — все перед лицом стужи собрались вместе. А иначе не проживешь.
Итак, полный чум молодых писателей-северян!
Порадовал всех участников семинара своим серьезным отношением к жизни, к товарищам, к творчеству хантыйский писатель Роман Ругин. После окончания Ленинградского педагогического института имени Герцена он работал директором школы. Находил время для стихов и прозы. За эти годы он издал книгу стихов на хантыйском языке, на русском — сборник рассказов «Погоня». В его стихах не только зоркость и меткость охотника, но и свежесть, глубина мысли современного северянина, который давно перестал думать только об охоте.