Сесть на корточки возле двери в коридореи башку обхватить:выход или не выход уехать на море,на работу забить?Ведь когда-то спасало: над синей волноюзеленела луна.И, на голову выше, стояла с тобою,и стройна, и умна.Пограничники с вышки своей направляли,суки, прожектораи чужую любовь, гогоча, освещали.Эта песня стара.Это — «море волнуется — раз», в коридоресамым пасмурным днемто ли счастье свое полюби, то ли горе,и вставай, и пойдем.В магазине прикупим консервов и хлебаи бутылку вина.Не спасет тебя больше ни звездное небо,ни
морская волна.2000
«На теплотрассе выросли цветы…»
На теплотрассе выросли цветы.Калеки, нищие, собаки и котына теплотрассе возлежат, а мимоидет поэт. Кто, если не секрет?Кто, как не я! И синий облак дымалетит за мной. Апрель. Рассвет.2000
«Если в прошлое, лучше трамваем…»
Если в прошлое, лучше трамваемсо звоночком, поддатым соседом,грязным школьником, тетей с приветом,чтоб листва тополиная следом.Через пять или шесть остановоквъедем в восьмидесятые годы:слева — фабрики, справа — заводы,не тушуйся, закуривай, что ты.Что ты мямлишь скептически, типаэто все из набоковской прозы, —он барчук, мы с тобою отбросы.Улыбнись, на лице твоем слезы.Это наша с тобой остановка:там — плакаты, а там — транспаранты,небо синее, красные банты,чьи-то похороны, музыканты.Подыграй на зубах этим дядями отчаль под красивые звуки:куртка кожаная, руки в брюки,да по улочке вечной разлуки.Да по улице вечной печалив дом родимый, сливаясь с закатом,одиночеством, сном, листопадом,возвращайся убитым солдатом.2000
«Вот красный флаг с серпом висит над ЖЭКом…»
Вот красный флаг с серпом висит над ЖЭКом,а небо голубое.Как запросто родиться человеком,особенно собою.Он выставлял в окошко радиолу,и музыка играла.Он выходил во двор по пояс голыйи начинал сначала.о том, о сем, об Ивделе, Тагиле [76] ,он отвечал за слово,и закурить давал, его любили,и пела Пугачева.Про розы, розы, розы, розы, розы.Не пожимай плечами,а оглянись и улыбнись сквозь слезы:нас смерти обучалив пустом дворе под вопли радиолыИ этой сложной темеверны, мы до сих пор, сбежав из школы,в тени стоим там, тени.2000
76
Ивдель, Тагил — места в Свердловской области, где сконцентрированы тюрьмы и лагеря.
«Не покидай меня, когда…»
Не покидай меня, когдагорит полночная звезда,когда на улице и в домевсе хорошо, как никогда.Ни для чего и низачем,а просто так и между темоставь меня, когда мне больно,уйди, оставь меня совсем.Пусть опустеют небеса.Пусть станут черными леса.Пусть перед сном предельно страшномне будет закрывать глаза.Пусть ангел смерти, как в кино,то яду подольет в вино,то жизнь мою перетасуети крести бросит на сукно.А ты останься в стороне —белей черемухой в окнеи, не дотягиваясь, смейся,протягивая руку мне.2000
«Не безысходный — трогательный, словно…»
Не безысходный — трогательный, словнопять лет назад,отметить надо дождик, безусловно,и листопад.Пойду, чтобы в лицо летели листья, —я так давнос предсмертною разлукою сроднился,что все равно.Что даже лучше выгляжу на фонепредзимних дней.Но с каждой осенью твои ладонимне все нужней.Так
появись, возьми меня за плечи,былой любвиво имя, как пойду листве навстречу —останови.…Гляди-ка, сопляки на спортплощадкегоняют мяч.Шарф размотай, потом сними перчатки,смотри, не плачь.2000
«И вроде не было войны…»
И вроде не было войны,но почему коробит имятвое в лучах такой весны,когда глядишь в глаза женыглазами дерзкими, живыми?И вроде трубы не играли,не обнимались, не рыдали,не раздавали ордена,протезы, звания, медали,а жизнь, что жив, стыда полна?2000
«Синий свет в коридоре больничном…»
А.П. Сидорову, наркологу
Синий свет в коридоре больничном,лунный свет за больничным окном.Надо думать о самом обычном,надо думать о самом простом.Третьи сутки ломает цыгана,просто нечем цыгану помочь.Воду ржавую хлещешь из крана,и не спится, и бродишь всю ночькоридором больничным при светесинем-синем, глядишь за окно.Как же мало ты прожил на свете,неужели тебе все равно?(Дочитаю печальную книгу,что забыта другим впопыхах.И действительно музыку Григана вставных наиграю зубах.)Да, плевать, но бывает порою.Все равно, но порой, иногдая глаза на минуту закроюи открою потом, и тогда,обхвативши руками коленки,размышляю о смерти всерьез,тупо пялясь в больничную стенкус нарисованной рощей берез.2000
«Осыпаются алые клены…»
Осыпаются алые клены,полыхают вдали небеса,солнцем розовым залиты склоны —это я открываю глаза.Где и с кем, и когда это было,только это не я сочинил:ты меня никогда не любила,это я тебя очень любил.Парк осенний стоит одиноко,и к разлуке и к смерти готов.Это что-то задолго до Блока,это мог сочинить Огарев.Это в той допотопной манере,когда люди сгорали дотла.Что написано, по крайней мерев первых строчках, припомни без зла.Не гляди на меня виновато,я сейчас докурю и усну —полусгнившую изгородь адапо-мальчишески перемахну.2000
«Когда бутылку подношу к губам…»
Когда бутылку подношу к губам,чтоб чисто выпить, похмелиться чисто,я становлюсь похожим на горнистаиз гипса, что стояли тут и тампо разным пионерским лагерям,где по ночам — рассказы про садистов,куренье, чтенье «Графов Монте-Кристов».Куда теперь девать весь этот хлам,все это детство с муками и кровьюиз носу, черт те знает чьелицо с надломленною бровью,вонзенное в перила лезвиё,все это обделенное любовью,все это одиночество мое?2000
«Ничего не надо, даже счастья…»
Ничего не надо, даже счастьябыть любимым, ненадо даже теплого участья,яблони в окне.Ни печали женской, ни печали,горечи, стыда.Рожей — в грязь, и чтоб не поднималибольше никогда.Не вели бухого до кровати.Вот моя строка:без меня отчаливайте, хватит —небо, облака!Жалуйтесь, читайте и жалейте,греясь у огня,вслух читайте, смейтесь, слезы лейте.Только без меня.Ничего действительно не надо,что ни назови:ни чужого яблоневого сада,ни чужой любви,что тебя поддерживает нежно,уронить боясь.Лучше страшно, лучше безнадежно,лучше рылом в грязь.2000