В лабиринтах развивающегося мозга. Шифры и коды нейропсихологии
Шрифт:
Неразрешимость психической проблемы для старой психологии и заключалась в значительной степени в том, что из-за идеалистического подхода к ней психическое вырывалось из того целостного процесса, часть которого она составляет, и ему приписывалась роль самостоятельного процесса, существующего наряду и помимо процессов физиологических.
Напротив, признание единства этого психофизиологического процесса приводит нас с необходимостью к совершенно новому методологическому требованию: мы должны изучать не отдельные, вырванные из единства психические и физиологические процессы, которые при этом становятся совершенно непонятными для нас; мы должны брать целый процесс, который характеризуется со стороны субъективной и объективной одновременно ‹…› Психические процессы составляют неотделимую часть более сложных целых,
Диалектическая психология не смешивает психические и физиологические процессы, она признает несводимое качественное своеобразие психики, она утверждает только, что психологические процессы едины. Мы приходим, таким образом, к признанию своеобразных психофизиологических единых процессов, представляющих высшие формы поведения человека, которые мы предлагаем называть психологическими процессами, в отличие от психических и по аналогии с тем, что называется физиологическими процессами» (Выготский, 1983).
Психологические процессы всегда системны и всегда эволюционны. Иными словами – это нейропсихосоматическая система, инвариантно пребывающая в биосоциокультурном контексте, развивающаяся в фило-, историогенезе человечества (и в каждом конкретном онтогенезе) по универсальным законам эволюции. Все психологические конструкты в целом и каждый из названных (нейрологический, соматический, психический) в отдельности всегда потенциально заданы генетически и всегда формируются. Они актуализируются под влиянием биологических и социокультурных коммуникаций. Человеческий мозг продолжает развиваться, то есть по-прежнему находится под влиянием адаптивных эволюционных процессов. Эти факты обусловливают обязательность для психолога знания базовых фило- и историогенетических закономерностей.
Активность мозга (и шире – нервной системы), телесность и психика являются разными сторонами, аспектами, реализацией и материализацией одного и того же эволюционного феномена – адаптивного поведения; они в принципе не существуют в отдельности. Формируясь в фило- и онтогенезе человека как взаимодополняющее, взаимообусловливающее единство, они внешне (в зависимости от места и времени нашего к ним пристального внимания) обнаруживают большую или меньшую полноту и яркость своей актуализации.
В каждый отдельный, дискретный момент времени на первый план фокально выступают то психические, то мозговые, то телесные модификации, симптомы и новообразования. Но стоит нам переместить фокус нашего внимания на год (час, секунду, век) назад или вперед, как на «авансцене» обнаружатся иные (вернее – в ином распределении ролей) действующие лица и исполнители. Так, мы поражаемся тому, как за лето вырос ребенок, но не устаем недоумевать, откуда он «набрался» новых мыслей и т. п.; доводим себя до полного истощения, работая (или, наоборот, валяясь в постели круглыми днями) до изнеможения, а потом удивляемся, что стали чаще болеть, впадать в депрессию и плохо запоминать. 3. Фрейд сделал свои выдающиеся открытия на психопатологической модели истерии; сегодня этот симптомокомплекс под таким названием упоминается реже, но не потому, что он исчез. Просто несколько модифицировался его фасад и интерпретируется (обозначается, номинируется) он сегодня чаще как, например, «психосоматическое расстройство», «экстрасенсорные, магические способности» и т. п.
Следовательно, дискретным, квантовым является не поведение, а наше восприятие его через отдельные «кадры». Само же поведение непрерывно, континуально (лат. continuum – непрерывное, сплошное, неразрывное). Оно обладает диффузным, волнообразным, процессуальным характером. В начале прошлого века А.Р. Лурия отметил: «Мыслить в вещах обычно гораздо легче, чем мыслить в процессах».
Грамотный нейропсихологический анализ – «мышление в процессах» – ход рассуждений, уподобленный реально протекающему поведенческому акту во всех его доступных анализу проявлениях. Это не просто труднее, чем «мыслить в вещах», объектах и симптомах. «Симптоматический» стиль –
Мышление «в процессах», во времени на первый план выдвигает вопросы «откуда, куда, зачем и как?». Эти поведенческие феномены (в норме и патологии) движутся; каково их строение и механизмы? Обозначение же локальных точек этого движения на карте мозга и организма вообще, его конечных и промежуточных пунктов – задача важная, но второстепенная. Тем более что сами эти точки находятся в неизбежном системно-динамическом взаимодействии. Совокупным же результатом «мышления в процессах и в вещах» становится пространственно-временная модель нейропсихологического знания, изоморфная, подобная пространственно-временной организации психологических феноменов.
Усвоение этой логики размышлений возможно только в ходе монографического описания результатов нейропсихологического обследования; их количественного и качественного анализа. Такой ежедневный «профессиональный» практикум всегда был и остается непреложным условием грамотной работы в школе А.Р. Лурия. В полной мере данная схема анализа становится повседневным профессиональным алгоритмом (навыком) после нескольких лет ежемесячных обобщений всей совокупности накопившихся монографических описаний.
Валидность такой модели «уподобления» обусловлена в первую очередь тем, что понятие отражение, к которому издавна прибегали различные философские и психологические школы для определения психики, не метафора, а объективная реальность. Она доказана фактом присутствия в мозге «зеркальных нейронов», открытых в 90-х годах XX века Дж. Ризолатти и его сотрудниками.
Дж. Ризолатти рассказывает:
«Мы увидели, что в моторной коре (и ряде других зон) мозга есть странные нейроны, которые активизируются и когда обезьяна (или человек) сама выполняет действия, и когда она наблюдает за действиями другого. Напрашивался вывод, что они служат для имитации. Но исследования показали, что зеркальные нейроны служат и для понимания действий других. Картинка как бы отражается нейронами нашей моторной коры, заставляя нас прочувствовать наблюдаемую операцию, как бы выполнить ее лично. Мы считаем, что это и есть первоначальный, основной способ, каким мы воспринимаем чье-то действие, – восприятие посредством чувства, а не размышления.
‹…› У людей системы зеркальных нейронов более гибкие и «умные». Имитация – основа всей нашей культуры, она лежит в основе множества социальных функций. При наблюдении за тем, как другие совершают действия, мы активизируем аналогичные потенциальные программы, имеющиеся у нас. Зеркальные нейроны указывают на естественность эмпатии и сопереживания. Они резонируют, когда вы видите, как кто-то делает то, что в той или иной степени умеете делать вы: действия, эмоции (то есть мимику и жесты) и воспоминания о них. На этом построены все процессы имитации, копирования и, как следствие, обучения и самоидентификации (Ризолатти, 2001).
Итак, зеркальные системы, расположенные прежде всего в лобных отделах мозга, в буквальном смысле этого слова отражают, картируют, сканируют и имитируют заданные извне действия. Именно действия, а не отдельные образы, что, как и прежде, постоянно обсуждается в психологии и нейронауках. Способность мозга к имитации и фиксации в нервной системе чужих поведенческих паттернов (то есть конфигурации взаимоотношений различных аспектов конкретного психологического феномена) лежит в основе становления адаптивных механизмов человека. Изначально у нас нет никакой возможности формирования какого-либо «человеческого» поведения вне имитации такового, данного нам извне.