В лабиринте версий
Шрифт:
– Он, – показал пальцем на друга Ты.
– Очень приятно. Можете называть меня Елизаветой. Сегодня для вас мы приготовили весьма захватывающее, на мой взгляд, приключение. Как вы относитесь к охоте?
– Разве, что, к охоте на скинхедов. Я не люблю убивать животных, – ответил Трубопроводов.
– А никого убивать не придется. Даже, к моему сожалению, скинхедов.
– Фотоохоту я тоже не люблю.
– Не волнуйтесь, мы учли все ваши психологические особенности, о которых рассказал нам ваш друг. Можете быть уверены, наша охота вам понравится.
В кабинет вошел юноша визажистской наружности.
– А
– Пойдемте за мной, – пригласил он.
Пройдя немного по коридору, они вошли в комнату, соединявшую в себе салон красоты, ателье и театральную костюмерную.
– Надеюсь, господа, вы знакомы с рассказами или фильмом про Дживса и Вустера? – поинтересовался Витюша.
– Я смотрел пару фильмов, – ответил Трубопроводов.
– Очень хорошо. Дело в том, что вы отправляетесь на охоту примерно в ту эпоху (начало ХХ века), и я дожен придать вам соответствующую внешность.
Примерно часа через полтора Ты и Трубопроводов выглядели точно, как британские состоятельные балбесы 20-х годов. Закончив работу, Витюша снял телефонную трубку и несколько раз нажал на рычаг.
– Сейчас за вами придут, – пояснил он.
Буквально, в следующее мгновение появился человек в костюме водителя.
– Здравствуйте, я – Григорий, сценарист и режиссер вашей охоты, – представился он, – пойдемте, машины уже ждут.
И точно. У главного входа стоял легковой автомобиль и два фургона всё той же эпохи.
– А зачем грузовики? – спросил Ты.
– Там инвентарь и аксессуары.
– А куда мы едем? – поинтересовался Трубопроводов, когда между домами начал мелькать Кремль.
– На Красную площадь.
– Зачем?
– Как зачем? Охотиться, – ответ Григория прозвучал настолько обыденно, словно охота на Красной площади была чем-то само собой разумеющимся.
– Охотиться?!! – в один голос воскликнули Ты с Трубопроводовым.
– А разве вам не объяснили? – теперь уже удивился Григорий.
– Представьте себе, – съязвил Трубопроводов.
– Мы взяли разрешение, якобы, на съемки фильма. Так, что, все, можно сказать, вполне легально и официально. Для этого мы и выдумали, кстати, весь маскарад с эпохой начала века.
– Никогда не думал, что это возможно! – восторженно произнес Трубопроводов, до которого, наконец, дошло, какая незабываемая охота ждет его впереди.
– Приехали, – сказал Григорий, останавливая машину в двух шагах от Мавзолея.
Из грузовиков, словно солдаты на показательных учениях, посыпались люди. Буквально, через несколько минут, на площади появились палатка и настоящий костер, на котором грелся котелок с чаем.
– Сразу же после чая начнем, – предупредил Григорий, посмотрев на часы, – а пока можете немного размять ноги или что-нибудь почитать. Мы, конечно, не библиотека, но пара газет найдется.
– Давайте газеты, – согласился Ты.
– Ты читаешь газеты? – удивился Трубопроводов.
– Только, когда охочусь на Красной площади, – ответил Ты, безучастно перелистывая страницы, – а, вообще, иногда я люблю почитать между строк.
– А это как?
– Необходимо «читать», то есть, внимательно и вдумчиво пробегать глазами каждый пробел между строчками, причем так, чтобы глаза
– И на хрена тебе это?
– Это помогает очистить мозги от всякого дерьма. Попробуй.
Тем, кто никогда не занимался подобными вещами, надо сказать, что чтение между строк – дело не из легких. Как Трубопроводов ни пытался, больше двух строк зараз ему одолеть не удавалось. От напряжения начала болеть голова.
От окончательного фиаско Трубопроводова спас чай. Он был крепким, душистым, попахивал дымком. Наверно, такой чай получался в настоящем медном самоваре…
– Получите оружие, – сказал Григорий, вручая Трубопроводову «маузер», а Ты – «трехлинейку», – как только услышите лай собак, прячьтесь за грузовиками и ждите, – объяснил он, – надеюсь, вы знаете, как этим пользоваться?
– Все нормально, – успокоил его Ты.
– Я никогда не стрелял из такого, – признался Трубопроводов, когда Григорий умчался по своим делам.
– Снимаешь с предохранителя и жмешь на курок. Остальное он сделает сам.
Вскоре послышался возбужденный лай собак, преследующих добычу, а, чуть позже, и испуганный рокот мотора. Вскоре на Красную площадь выскочил убегающий от собак небольшой трактор. Скорее всего, он управлялся дистанционно, так как внутри никого не было. В окружении стаи собак он выглядел странным постиндустриальным животным, испуганно бегущим от опасности. Конечно, никакая собака не могла бы причинить ему вреда, но, влекомый древними инстинктами, этот. совсем еще молодой, агрегат не сумел противостоять своему механическому страху. Завидев мирно стоящие грузовики, трактор бросился к ним, ища защиты там, где его поджидала смерть.
– А вот и дичь, – азартно потирая руки, сказал Григорий.
– Что? – удивился Трубопроводов.
– Сегодня у нас охота на трактор. Вы же сами не хотели никого убивать.
– Но…
– Приготовьтесь, он приближается. Как только протрубит рог, собаки разбегутся, и тогда начинайте стрелять. Иначе он сможет уйти. Главное, не пораньте собак и друг друга.
Рог протрубил, когда трактор приблизился на оптимальное для атаки расстояние. Собаки, как и предупреждал Григорий, бросились врассыпную. Охотники открыли огонь. Стреляло человек десять, так, что, машина оказалась под настоящим свинцовым дождем. Взревев, трактор начал метаться в разные стороны, ища спасительную брешь в диспозиции противника. Каждый выстрел приносил ему боль и увечья в виде разбитых стекол, фар, простреленных протекторов и отметин в стальном корпусе. Несмотря на раны, двигатель продолжал надрывно работать. Пули так и не смогли повредить жизненно важные органы машины.
Собрав в кулак все свои силы, трактор рванул туда, откуда его пригнали в эту западню собаки. Он уже был практически спасен, когда перед ним вырос человек в матросской форме и с гранатой в руке. Выкрикнув что-то матерное, он, через разбитое лобовое стекло, запустил гранату в кабину и, сразу же, бросился в сторону и на землю.
Прогремел взрыв. Взревев в последний раз, трактор затих. Он был повержен. Со всех сторон к нему бросились люди с огнетушителями и приспособлениями для разделки его стальной плоти. Отрезанные куски бережно относили к очагу, возле которого уже начали суетиться повара.