В лабиринте версий
Шрифт:
– А я прозевал свой знак, – признался Трубопроводов, – это произошло примерно год назад. Возвращаясь из гаража, я увидел, как с дерева, совершенно без всякой причины, упала небольшая ветка. Она свалилась на дорогу к моим ногам. Дня через три с того же дерева упала другая ветка. Тоже совершенно без всякой причины и тоже к моим ногам. Кастанеда писал, что подобным образом Неведомое приглашает нас на встречу с собой. Увидев подобный знак, надо остановиться на том месте и немного подождать, чтобы… Но дело в том, что Кастанеду я перечитал значительно позже. Возможно, я просто не был готов к той встрече, на которую меня приглашали.
– Возможно, –
На мгновение у Трубопроводова помутилось в глазах, и он, вдруг, очутился в каком-то лекционном зале. Лектор бубнил с трибуны:
– Ярким примером может служить мультфильм «Крошка енот». Если кто не помнит, это мультфильм про то, как маленький енот пошел на пруд за сладкой осокой, но, увидев в воде свое отражение, испугался. Тогда он попытался напугать того, кто сидит в пруду, и чем страшней становился сам, тем страшней оказывалось его отражение. В конце концов, он смог помириться со своим отражением, просто ему улыбнувшись. Так вот, уважаемые слушатели, пруд – это не что иное, как подсознание, в отражении которого мы видим свой образ. Осока – это то, что Будда называл нирваной, а улыбка – Путь.
Бред какой-то, – подумал Трубопроводов, – то ли фрейдистский, толи пелевинский, толи берновский… Теперь, уже, хрен его разберешь.
– Никому не верь, – Трубопроводов отчетливо услышал голос Ересиарха, – они все говорят правду.
Эта история произошла в начале 90-х или, даже, в конце 80-х годов. Сейчас уже трудно вспомнить точную дату. Андрей тогда был молодым перспективным сотрудником… неважно, какого ведомства или службы…
Он отдыхал с друзьями на подмосковной даче. Тихий семейный отдых с женами или официальными подругами.
Телефон зазвенел в самый разгар веселья.
– Я жду тебя у себя. Немедленно, – услышал Андрей голос начальника.
– Слушаюсь, – ответил он, проклиная себя за то, что повелся на уговоры жены и провел телефон на дачу.
– Я ненадолго, – сказал он друзьям, садясь в машину.
– В Семашкинской произошло ЧП, – начал вводить его в курс дела шеф, – исчез один из пациентов. (Мы назовем его К). Все подробности тебе расскажет главный врач Синицын Павел Георгиевич. Дело это очень деликатное, так, что, постарайся, чтобы все прошло без какого-либо шума. Докладывать будешь мне лично. Если что понадобится, обращайся тоже лично ко мне. В любое время суток. Понятно?
– Так точно, – ответил Андрей.
– Тогда приступай к выполнению.
Дело, действительно, было деликатным…
Семашкинская больница, или психиатрическая больница имени Семашко, была одним из тех заведений, где большую часть пациентов лечили от недостаточной любви к Советской Родине или к отдельным её представителям. Говоря проще, Семашкинская больница была местом, где при помощи довольно-таки простой терапии политических сумасшедших превращали в психов обыкновенных с развитым прогрессирующим слабоумием. Происходило это по благородному тихо и деликатно до тех пор, пока адепты гласности не решили устроить в подобного рода лечебницах «дни открытых дверей» для всяческих представителей международных правозащитных организаций. Разумеется, в ожидании таких проверок в больницах спешно наводили порядок, избавляясь от всех улик, особенно живых.
Надо сказать, что, далеко, не все врачи, лечившие диссидентов, были «палачами» или «церберами большевиков». Многие из них совершенно
В Семашкинской больнице все обстояло именно так, как потом начали писать в плохих детективах на злобу дня. Там прекрасно понимали, что и с кем они делают. Причем, далеко, не из идейных соображений. Там был спецпаёк, распределение жилья, возможность проводить научные исследования… Настоящий рай при условии нежелания видеть в пациентах людей. Кстати, в Семашкинскую больницу гостей старались не пускать – на всякий случай господа демократы решили сохранить её, как тот бронепоезд, что стоит на запасном пути.
Главный врач больницы, Синицын Павел Георгиевич, был мужчиной видным. Наверно, из него вышел бы прекрасный игрок, так как он совсем не выдавал своего смятения. И, если бы не профессиональные навыки, Андрей мог бы решить, что он совершенно спокоен.
– Пациент К исчез из больницы прошлой ночью, – рассказывал Синицын, – вместе с ним исчезла история болезни, исчезли все выписки и все записи в журналах. Его, словно бы, никогда и не было. Это мы уже выяснили позже. После того, как было обнаружено тело его лечащего врача, Бориса Леонидовича Пасечного, который, по официальной версии, скончался у себя дома от обширного инфаркта. Жил он один, поэтому «скорую» никто не вызвал… Обнаружили его только утром, когда, узнав о ЧП, мы послали к нему людей – телефон все время был занят. Трубка лежала не на месте.
– Что вы можете сказать об этом вашем К? – спросил Андрей.
– Ничего. Все вопросы, связанные с К, решал лично Пасечный. Это был его особый и единственный пациент, так, что, его смерть вместе с исчезновением бумаг… Хотя, спросите, на всякий случай, Войцехову Галину Александровну. У них с Пасечным были достаточно близкие отношения. Так, что, поговорите с ней. Возможно, она что-то и знает.
– Где я могу её найти?
– В третьем отделении.
Галину Александровну он нашел в беседке возле больничного корпуса. Несмотря на ужасный вид, – она выглядела так, словно её только что сняли с креста, – она была красивой женщиной около тридцати лет.
– Я хотел бы с вами поговорить о пациенте К, – сообщил Андрей, представившись Галине.
– Вы знаете, а, ведь, я решила тогда, что это бред, – начала она свой рассказ, закурив сигарету.
К был пациентом особым. Специально для него было перестроено здание пятого корпуса. Из нескольких больничных палат соорудили что-то вроде отдельной пяти-комнатной квартиры со всеми удобствами и отдельным входом. Обставлена она была так, что даже какой-нибудь первый секретарь райкома партии, увидев её, повесился бы от зависти. Из персонала больницы доступ к К имел только Пасечный. Остальным, под страхом смерти, было запрещено вообще как-либо контактировать с этим пациентом. Даже за кивок головы в ответ на его приветствие можно было навсегда исчезнуть из больницы, причем, исчезнуть так, что тебя никто не найдет.