В летописях не значится
Шрифт:
Шатер сгорел.
И коновязь… и навес для рабов… и его полевая лаборатория… о нет, только не лаборатория! Пусть бы оборудование и не самое ценное, но материалы, образцы, записи…
— Не переживайте. Вы ведь живы. И все восстановите. Этих вот жалко, положили…
…не всех. И если Харшал останется в живых, он позаботится о том, чтобы карто получил по заслугам. Тупые ленивые твари! Как можно было поддаться людям?
— Их было больше. — Протектор вытер инструмент о штаны и протянул вожаку. — Втрое больше. И сначала
Вожак осторожно подул в трубочку, которая издала премерзкий звук.
Спокойно. Если протектору интересны карто, то Харшал будет говорить о них. И улыбаться. До тех пор, пока это существо не уйдет.
— А чем они питаются? — поинтересовался протектор.
— Мясом.
— Сырым или жареным?
— Любым, но сырое лучше отвечает их потребностям.
Вожак изучал инструмент, переворачивая то одной, то другой стороной. Довольно быстро он сообразил, как именно добиться звучания.
— А выгуливать надо?
— Двигаться они должны, но, в отличие от собак, способны выгуливать себя сами.
Протектор кивнул и, дотянувшись до макушки вожака, погладил. Посмотрел на руку и вытер о штаны.
— Ваш воздух разрушает кожные покровы, — Харшал поспешил дать объяснение, — поэтому приходится использовать бальзамическое масло. Оно же имеет неприятный запах.
— Ага… они сообразительные. Не как люди… и не как собаки. На нарвалов похожи. А мне нравилось с нарвалами разговаривать.
— О чем?
— О море. О чем еще можно разговаривать с нарвалами?
Харшал не представлял, что с животными в принципе можно о чем-то разговаривать. Все-таки прав был мудрейший, говоря о недоразвитости разума молодых протекторов.
— А вы их убиваете. Не в том смысле, что вы лично, но Хаот покупает рога, столько, сколько приносят.
— Нам они нужны.
— И не только они, — кивнул протектор. — Я понимаю. Папа говорил, что ваш мир — паразитирующая субстанция, которая или эволюционирует до симбиотических отношений, или погибнет, когда иссякнут питающие ее миры. У любой экспансии есть предел.
Понял ли он сам, что сказал? Харшал сомневался.
— Сколько у вас питающих саттелитов?
— Семнадцать.
Пока. После Единения будет восемнадцать.
— А сколько из них еще живы?
— Семнадцать.
Правда может быть разной. Все семнадцать миров, привязанные пуповинами энергетических каналов к Хаоту, были живы. Пока. Один почти иссяк и уже начал закукливаться, готовый пополнить собой безразмерность Пустошей. Еще пять находились на пределе.
А десятки, принявшие руку и покровительство Хаота, ждали своей очереди, готовые поделиться силой. Эволюционировать? Хаот достиг вершин эволюции. Миров тысячи. Хаот уникален.
— У вас там, наверное, интересно, — не без печали заметил протектор, накручивая длинную нитку бус на палец. — Я бы хотел посмотреть,
Харшал тоже был бы рад устроить гостю экскурсию, пусть бы и закончилась она в лабораториях Первого Круга, но он и вправду понимал: протектора из мира не выдернуть.
— И хорошо, что я вас встретил. Вряд ли у меня когда-нибудь еще получится поговорить с магом.
Он вздохнул, и песок у ног протектора стал серым. Карто. Шатер. Призрачная Танцовщица, которую так и не удалось повторить. Она вдруг повернулась на кончиках пальцев, и руки-крылья беспомощно опали. Она моргнула. Из глазниц хлынули пески Пустоши…
— Извините, но мне придется вас убить…
Песок не коснулся босых ног протектора. Он поднимался выше и выше, обездвиживая Харшала, выедая его. Пустошь была голодна.
Она отдала свою жизнь и теперь желала платы.
— …мы не можем позволить вам сделать это с нашим миром.
Но одного Харшала недостаточно, чтобы накормить ее.
— Ты… не остановишь.
Вместе со словами из Харшала сыпался песок.
Много песка.
— Я и не буду. Вы сами себя остановите. — Протектор подозвал карто и поднял подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.
У него не выйдет.
Карто связаны с создателем и после смерти Харшала…
…Харшал не умрет. Он вернется в тот дом, от которого остались две стены. Ему ведь нравилась Танцовщица, и теперь он вечность сможет любоваться ею.
На сером диване удобно лежать.
— Сырое мясо, значит. — Гарт поскреб палочкой босую пятку. Сапоги, оставленные над кострищем, почти досохли, но Гарт решил, что надевать их не станет. Босиком ему удобней, а людей, ради которых приличия соблюдать надо, поблизости нет.
Он опоздал на час, выбравшись к лагерю, уже когда шатер почти догорел, а оставшиеся в живых твари оттащили мертвецов к старой телеге. Раскладывали аккуратно, по росту, переворачивая на левый бок, видать, для большей компактности. Твари пребывали в расстройстве и возбуждении, причем вызванным отнюдь не гибелью себе подобных. На Гарта они набросились поредевшей стаей, и он просто подавил их. Этого оставил исключительно из интереса, ну и чтобы получить информацию, что оказалось довольно просто.
Нападение. Стрелы. Глиняные горшки с едкой жидкостью, которая, ко всему, воспламенялась. Сети и топоры. Колья. Рогатины. Молоты. Люди действовали сообща, но твари сумели отстоять шатер хозяина.
Правда, Гарту на их хозяина было глубоко плевать.
Он опоздал. На час. А граница совсем рядом, и как ему быть на чужой территории? Возвращаться ни с чем? Отец разозлится и будет всецело прав…
…нехорошо получилось.
Идея пришла в голову сама. Впрочем, в голову Гарта периодически забредали самые разные идеи, и нынешняя была ничуть не более безумной, чем большинство прежних.