В мире, которого нет (ч/б иллюстрации)
Шрифт:
– Присядьте. – Он, не отрываясь от процесса, кивнул на табуретку.
– Зачем?
– Имейте терпение. Я делом занят! Вашим же делом, между прочим. Выписываю вам универсальный пропуск. А вы мне мешаете!
– Какой пропуск?
– Я что – непонятно сказал: универсальный, дающий право на вход в любую дверь.
– Я бы предпочел на выход…
– На этот счёт распоряжений не было.
– Нет, вы сначала расскажете мне, где я, почему я здесь, куда делась Алёна, как отсюда выйти…
– Вот справочник. – Человек во френче извлек из воздуха толстый потрепанный том и швырнул его на стол. – Читайте – там всё есть. И больше ни слова, пока я не закончу. Одна лишняя закорючка, и мне придётся все переписывать заново.
Антон сдался. Сел. Раскрыл книгу наугад…
«…и этим счастливым качеством обладают немногие. Может быть, этот прецедент поистине уникален. Во всяком случае, многого просто мастерством объяснить невозможно. Люди, глядя на фотопортреты, сделанные им, узнавали себя! Узнавали себя лучше, чем позволял весь опыт предыдущей жизни. Снимки говорили о человеке гораздо больше, чем знали о нем знакомые, друзья, коллеги, родственники, даже самые близкие люди, даже он сам. И это проявлялось настолько ярко, что люди бесконечно далёкие от искусства в полной мере осознавали всю глубину его таланта. Как он мог заставить любого человека, даже того, кто видел его впервые, обнажить собственную сущность, раскрыться, сбросить привычную личину – остается загадкой, которую едва ли суждено когда-либо разгадать. Временами кажется, что галереи образов, которые он создал за долгие годы, продолжают жить где-то своей отдельной жизнью в неведомых нам сферах…»
Фрагмент из некролога… Завернул автор фразочку ради красного словца, а она возьми и окажись правдой…
Так… Значит, жизнью отдельной… Значит, в неведомых сферах… А почему об Алёне ни слова?
«…есть дела, в которые не стоит впутывать даже очень близких людей…»
Ага! Одна строка. Точнее, обрывок строки посреди листа – только на этот раз не газетным убористым шрифтом, а размашистым прадедовым почерком. Ответ, конечно, обнадёживает, но не успокаивает…
– Распишитесь здесь, здесь и здесь. – Вахтер ткнул пальцем в расчерченный на клетки лист здоровенной амбарной книги. – И получите документ в лучшем виде.
– И что мне с ним делать? – спросил Антон, принимая плотно исписанный жёлтый бланк, на котором красовалось не менее дюжины печатей.
– Этот пропуск откроет вам здесь любую дверь, даже если держатели анклавов будут возражать.
– Зачем мне это?
– Ой, ну не надо лицемерия… Не место. Вы же всегда мечтали, чтобы вас везде пускали. Прежде чем выписать вам пропуск, я внимательнейшим образом изучил ваше личное дело.
– А кто такие держатели анклавов?
– Правильный вопрос. Этот термин ввёл лично я. Держатели анклавов есть лица первой очереди, формально подчинённые Самому. В их полном распоряжении находятся вверенные им анклавы, а также лица второй, третьей и последующих очередей. Кстати, с последними не церемоньтесь. Если что – просто мысленно катком по ним пройдитесь, и всё. Исчезнут. Никаких прав у них нет. Да им и не надо…
– А вы лицо какой очереди?
– Разумеется, первой. Я, правда, сейчас готовлю документы на подпись Самому о присвоении мне Высшей очереди, поскольку этот коридор имеет выход в любой анклав, и здесь единственное место, где поддерживается хоть какой-то порядок. Там, – кивнул вахтёр на ближайшую дверь, – иногда такое творится, что только в кошмарном сне… Будь моя воля, я бы всех к ногтю! Но Сам, извините, их распустил, а мне субординация не позволяет без приказа, знаете ли… Всё! Идите! Мне некогда. Дел невпроворот. – На столе сам собой вырос ворох бумаг, и он демонстративно углубился в чтение.
Антон оглянулся назад, но там был тупик – стена из красного кирпича, на которой мелом вкривь и вкось было начертано: «Порожняков – сука!»
– Последний вопрос: а кто такой Порожняков?
– Кто?! – Вахтер оторвал взгляд от бумаг, и в поле его зрения попала стена. – Вот дерьмо! Анархия! Нет, вседозволенность до добра не доведёт! Сейчас же докладную оформим. Попляшут они у
Казалось, коридор уходил в бесконечность. Во всяком случае, конца ему видно не было, и Антон ухватился за ручку первой попавшейся двери. Несколько секунд простоял в нерешительности, а потом потянул её на себя.
Глава 4
Несколько пуль ударились в дверной косяк и тут же стекли зеленоватой вонючей слизью. Несколько существ с бульдожьими головами и человеческими телами, облаченные в черные мундиры, в золотых аксельбантах, вылезли из болотной жижи, наставили на него ручные бомбарды. Тут же их поглотил хлопок голубого пламени. Ядовито-зелёные холмы просто кишели подобными тварями. Оглядываться на дверь смысла не было. Антон почему-то был уверен, что выход исчез, едва он переступил порог.
Из-за спины донеслась ружейная канонада, и на войско монстров начали падать синие молнии, которые разили их сотнями.
– Вы б укрылись, Ваш Высокопревство! А то, не ровён час, – сам Злобный Дрян явится, и уж тогда мало никому не покажется. – Седоусый солдат в форме времён Крымской войны прикрыл его грудью от наступающих орд нелюдей, и рядом поднялась шеренга воинов, похожих на него как близнецы-братья. – Идите вон к тому шатру, – указал он на вершину одного из холмов, где и в самом деле возвышался алый шатер, – и доложите господину Бомбардиру, что все мы готовы умереть за него. Он и так это знает, но всё равно доложите.
Шеренга двинулась на неприятеля, за ней – вторая, третья, четвёртая. Вражеские пули косили стройные ряды, и убитых, прежде чем они успевали упасть, подхватывали ангелы и уносили в небеса сквозь низкие серые густые облака.
Антон двинулся к шатру, готовый долго месить вязкую рыжую глину, в которой ноги утопали едва не по колено. Но путь оказался неожиданно близким: всего несколько шагов, и вот он уже на холме, откуда видна вся картина грандиозной битвы: вон авангард сцепился с неприятелем врукопашную, вон лавина кавалерии (все, как один, на белых конях) врезается во вражеский строй с фланга, а вон там волны нелюдей атакуют пылающий редут, но стойкость его защитников и предрешит исход сражения…
Что за мусор в голове? Откуда столько высокопарной торжественности?
– А теперь тридцать бригад улан пусть ударят с левого фланга! – Мальчишеский голос был полон весёлого азарта.
Мальчонка лет семи сидел на барабане, как Наполеон, и наблюдал за ходом битвы. За его спиной, почти не шевелясь, стояли господа генералы в белых мундирах и белых треуголках с золотым шитьем. Один из них, услышав приказ, превратился в огромного белого голубя, взлетел и через долю мгновения стал крохотной белой точкой над размытой серой дымкой линией горизонта.