В море !
Шрифт:
– Д-д-да, - протянул Скворцов, - это была, значит, настоящая любовь... Такой бескорыстной, возвышенной любви я еще не испытал... А все-таки, Вася, ты какой-то пентюх с женщинами... Боишься их, молчишь, краснеешь, точно красная девица... Так, братец, никакая женщина тебя не полюбит.
– И пусть, - промолвил угрюмо Неглинный...
– И, несмотря на свои возвышенные идеалы, ты женишься лет в сорок на какой-нибудь кухарке...
– Ну, это ты, брат, врешь...
Несколько времени длилось молчание, как вдруг Скворцов, уже начавший дремать, проговорил:
– Чуть было не забыл сказать тебе самое важное. Сегодня Иван Иванович
– Иван Иванович разве в Петербурге?
– Да...
– И Нина Марковна?
– И Нина Марковна.
– И ты у них пропадал?..
– У них, - виновато промолвил Скворцов.
– Хорош! Говорил: "отравляет жизнь", а сам вечера с ней просиживает...
– Нельзя было отказаться. Такую, брат, надо вести линию... Так слушай: ты, конечно, ученой карьеры, ради Ивана Ивановича, не бросишь и в море не пойдешь?
– Разумеется.
– Так скажи своему дяде, чтобы попросил министра назначить меня на "Грозный". И упроси его съездить скорей, пока никого не назначили. А я, в свою очередь, попрошу похлопотать, знаешь ли кого?
– Кого?
– Ивана Ивановича!.. Что вытаращил глаза? Разве не идея?
Неглинный улыбнулся.
– А Нина Марковна как?
– Она не узнает. Я попрошу адмирала держать мою просьбу в глубочайшей тайне.
– Чем же ты объяснишь эту таинственность?
– Как-нибудь да объясню. А он, наверное, постарается, чтобы я ушел в плавание. Понимаешь, почему? Не правда ли, идея?
– Да ведь после он может сказать Нине Марковне.
– После, когда я буду отсюда далеко, пусть говорит.
– Однако, ты - гусь лапчатый!
– промолвил Неглинный.
– Ишь, что выдумал!
– Поневоле выдумаешь, когда положение - "бамбук"... Да вот что еще. Если встретишься с адмиралом или с адмиральшей - не забудь, что у тебя была инфлюенца.
– Это еще что?
Скворцов объяснил, в чем дело, и, пожелав другу "успешно зубрить", повернулся на другой бок и скоро заснул крепким сном.
На другой день он с двенадцатичасовым пароходом отправился в Кронштадт. Адмиральша уехала раньше.
VII
Просить человека, которого втайне бессовестно обманываешь, об услуге, хотя бы и с добрым намерением покончить с обманом, оказалось вовсе не так легко и просто, как легкомысленно предполагал Скворцов. Его очень смущало и самое обращение с просьбой к этому добродушному и, по-видимому, простоватому толстяку Ивану Ивановичу и, главным образом, объяснение, которое необходимо сочинить по поводу сохранения в тайне его просьбы. Положим, оно уже придумано и, кажется, ничего себе, но поверит ли ему адмирал и не будет ли удивлен, что молодой человек скрывает это намерение от своего "друга" Нины Марковны? И что, если адмирал, который, по уверению жены, находится о таком блаженном неведении относительно характера их дружбы, что даже собирается пригласить его жить вместе с Ниной Марковной на даче, - вдруг догадается, в чем дело? Тогда... прощай обычное добродушное настроение Ивана Ивановича! Семейное счастье и вера его в любимую "Ниночку" будут омрачены подозрениями. Бедный адмирал!
"И на кой черт этот славный Иван Иванович сделал глупость, женившись в пожилых летах на такой пылкой женщине, как Нина Марковна!" - не без
Все эти соображения волновали теперь молодого человека, и он, вернувшись в Кронштадт, не решился, как хотел, в тот же день переговорить с адмиралом, хотя и представлялся для этого удобный случай. Он встретил адмирала на улице, близ Петровской пристани, и мог без помехи изложить свою просьбу. Адмирал, только что вернувшийся с своего флагманского броненосца, был, по-видимому, в хорошем расположении духа и, по обыкновению, ласков и приветлив. Но у Скворцова не хватило смелости заговорить о своем деле. Вдобавок, Иван Иванович, пригласивший молодого человека пройтись с ним, шутливо расспрашивал о "венгерочках" в Аркадии и, между прочим, заметил, что и Ниночка вчера осталась в Петербурге и только сегодня вернулась с девятичасовым пароходом.
– Портниху ждала и кое-какие покупки вечером делала. Жаль, что вы не знали об этом, Николай Алексеич, а то бы зашли к ней! Ниночка и не проскучала бы вчера!
– прибавил адмирал.
Вспомнив вчерашний вечер, молодой лейтенант не без труда поборол смущение и поспешил откланяться адмиралу.
– А вы разве не к нам?
– Нет, ваше превосходительство... Мне надо в экипаж.
– Так обедать пожалуйста.
– К сожалению, не могу, ваше превосходительство!
– Да что это вы все, батенька: не могу, да не могу? Какие у вас такие дела?
– спрашивал Иван Иванович, взглядывая на смутившегося лейтенанта и тотчас же отводя взгляд.
– Уж не завели ли вы какую-нибудь интрижку, а?.. Ну, ну, как знаете... Не забывайте только, дорогой Николай Алексеич, что я и Ниночка всегда рады вас видеть и любим вас!
– с чувством прибавил адмирал, крепко пожимая Скворцову руку.
Это ласковое и доверчивое отношение добряка Ивана Ивановича было самым ужасным наказанием для Скворцова и всегда терзало его совесть - увы!
– до тех только пор, пока он не оставался наедине с адмиральшей, и совесть куда-то пропадала, побежденная чарами хорошенькой молодой женщины.
"Нет, довольно всей этой лжи... Довольно! Ах, если б Неглинный упросил своего дядю похлопотать?" - подумал Скворцов, направляясь обедать в морской клуб.
Он там пробыл до вечера, чтобы не застать дома кредиторов, - играл на бильярде, долго читал в библиотеке и вернулся домой в меланхолическом настроении.
Заспанный Бубликов, отворивший ему двери, тотчас же доложил, что приходили портной и сапожник и какая-то старушка, "вроде бытто немки".
Лейтенант сообразил, что это комиссарская вдова.
– Ну, и что же, говорили они что-нибудь?
– спрашивал Скворцов вестового, входя в свою комнату, казавшуюся ему теперь мрачной и постылой.
– Точно так, ваше благородие. Очень осерчавши были портной с сапожником. "Некогда, - сказывали, - нам ходить здря. Мы, говорят, управу найдем", ваше благородие...
– А старушка что говорила?
– Та, ваше благородие, вежливая старушка, с обращением... Тихо этак, по-благородному, приказала доложить вашему благородию, что через неделю "строк". "Так и скажи, говорит, голубчик, своему барину, что "строк" и дальше я, говорит, ждать никак не согласна. Пусть, говорит, доставит весь капитал"... А еще, ваше благородие, адмиральский вестовой прибегал... Наказывал беспременно, мол, быть к адмиральше. "Тую ж минуту чтобы шел!"