В муках рождения
Шрифт:
— Хорошо, я дам тебе слово, я поклянусь всем святым на небе и на земле покориться всем твоим велениям. Но и ты должна обещать не выпускать из рук Заруи, чтобы с ней ничего не случилось!
— Несчастный юноша! Ты сомневаешься во мне, потому что не знаешь меня. Пока эти стены твердо стоят, пока я жива, никто не может похитить девушку из моих рук, а если бог исполнит мое желание, я сама ее поведу к алтарю и вручу тебе твою невесту!
Эти слова, произнесенные твердо и величественно, так подействовали на юного князя, такой радостью наполнили его сердце, что он со слезами радости на глазах упал к ее ногам.
— Ты заботливая мать, ты женщина, достойная стать царицей, ты существо, достойное поклонения, дай мне
— Только не забудь, что этот разговор, как исповедь, должен остаться тайной.
— Прикажи, что хочешь, прикажи пройти через огонь и воду, только не забудь своего обещания.
И, взяв ее нежную руку, князь покрывал ее слезами и поцелуями, пока княгиня не поднялась с места.
— Довольно, умей сдерживать свои чувства, — сказала она.
Князь тоже поднялся и уже у двери спросил:
— Мать-княгиня, могу ли я попросить еще об одной милости?
— Если ты хочешь попросить о встрече с Заруи, то это невозможно. Это будет только весной перед алтарем бога. — И подумав немного, добавила: — Князь Ашот, подожди немного, отдохни в соседней комнате, пока я напишу письмо католикосу. Он сейчас в ваших краях, и ты доставишь его.
— Как прикажешь, мать-княгиня.
— Дай бог тебе счастливого пути!
И княгиня исчезла в соседней комнате.
Скоро старая монахиня вынесла запечатанное письмо и вручила его князю.
Глава шестнадцатая
Крепость Араманьяк
Наши два путника возвращались из монастыря так же молча, как и ехали туда, только старик, склонившись над мулом, наблюдал за молодым князем и видел, что лицо его прояснилось — не было больше той грусти и озабоченности, что раньше. Время от времени он гладил коня по шее, радостно смотрел по сторонам, словно и природа должна была улыбаться ему. Внезапно он обратился к старику:
— Отец, ваша мать-игуменья — необыкновенная женщина, я в жизни не встречал таких, как она.
— Да, князь, весь наш край: и армяне, и грузины, и греки — прославляют добродетель и мудрость нашей княгини. А мы, ее подданные, все до последнего, после господа бога, прости мой грех, поклоняемся ей, как богоматери.
Слова старика произвели на юного князя сильное впечатление. Не успели они доехать до Смбатавана, как, не сходя с коня, он велел своему отряду сесть на лошадей, передал старосте мешочек с золотом для крестьян и ласково простился с ним.
Отряд князя Ашота, вместо того чтобы ехать в Артаган, свернул на дорогу, ведущую в Карин [55] , так как он слыхал, что от страха перед Бугой католикос собирался ехать в Карин, а оттуда в Грецию.
55
Карин — армянское название Эрзерума.
Князь надеялся нагнать его в Багаране [56] и передать ему письмо игуменьи.
Когда же он доехал до Багарана и отправился в цитадель к Ашоту Багратуни, то нашел его в большом огорчении. Князь Багратуни получил сразу два тяжелых известия — первое о смерти католикоса Иоанна, второе — приказ Буги его отцу-спарапету явиться к нему. Спарапет находился в Моксе.
Молодой Багратуни послал к отцу гонца с неприятными известиями и стал жаловаться гостю на трудные времена, особенно на сасунцев, опять в корне испортивших отношения с арабами, которые отец и он с таким трудом стали было налаживать. В то время, когда они надеялись хоть немного смягчить сердце этого чудовища Буги, те своими новыми дерзкими действиями испортили все.
56
Багаран — древний город
— Ты не слышал о новых «геройствах» сасунцев?
— Нет. Есть что-нибудь новое?
— Отряд сасунцев спустился с гор, дошел до самого Двина и там почти на глазах у Буги повесил трех армянских нахараров: Мушега Вагевуни, Ваграма Труни и Ваграма Гнуни, обвиненных в том, что они предали князя Ашота и стали причиной падения крепости Нкан. Весь Двин, армяне и арабы, потрясенные этим зрелищем, прочитали на груди повешенных об их преступлениях и вынесенном на законном судилище приговоре, исполненном военачальником Овнаном из Хута.
Можешь представить себе молчаливое ликование армянского населения и одновременно страх и бешенство Буги. Сейчас же четыре крупных арабских полка были отправлены на розыски сасунского отряда со строгим приказом: во что бы то ни стало настигнуть и взять в плен. Эту весть мне привез мой гонец, а немного погодя гонец Буги привез приказ моему отцу спарапету: немедленно явиться к этому нечестивцу. Вот в каком мы сейчас состоянии. Да поможет нам бог, посмотрим, что нам готовит эта весна, какие еще бедствия нас ожидают…
Ашот Сюнийский, узнав о смерти католикоса, почал за лучшее вернуться в Сюник и, простившись с князем Багратуни, переправился через замерзший Ахурян в противоположную долину.
Не успели сюнийцы проехать несколько часов, как увидели у подножья Арагаца два отряда, стоявшие друг против друга. Небольшой отряд, занявший прочное местоположение, оказался армянским, а другой, судя по их белым покрывалам, был, несомненно, арабским.
Не колеблясь ни минуты, Ашот воскликнул: «На помощь нашим братьям!» — и отряд стремглав помчался за ним. Ашот скакал впереди, размахивая мечом. Армяне тронулись им навстречу. Как оказалось, отряд, действительно, был небольшим, около ста пятидесяти сасунцев и около тридцати всадников, людей знатных, храбрых и сильных. Трое всадников в стороне от остальных наблюдали за подъезжающими, это были хорошо знакомые нам Овнан, Гурген и Хосров. Когда Ашот подъехал к ним, его встретили очень приветливо, а Гурген сказал, что они решили уже выступить, но сейчас подождут, пока лошади приезжих братьев немного отдохнут. Ашот охотно согласился, и после недолгой дружеской беседы отряд выстроился. Конники, имея в середине пеших сасунцев, лавиной ринулись с холма на арабов. Враги — их было больше тысячи — встретили их радостными возгласами, уверенные в своей победе, но все их усилия оказались тщетными против небольшого пешего отряда, ощетинившегося копьями. С правого крыла на них бросался Гурген, нанося своим огромным мечом смертельные удары, а слева сюнийцы дрались, как львы, и их князь Ашот с криком: «Братцы-сюнийцы, смотрите не позорьтесь перед нашими братьями!» — наносил арабам удар за ударом.
Наконец армяне с радостью заметили, что арабский отряд обессилел и стал отступать. Тогда и они перестали его преследовать. У армян было только несколько человек битых и раненых, между тем как арабы потеряли около трехсот воинов. Возблагодарив бога, армянский отряд двинулся к Ахуряну.
Ашот хотел продолжать свой путь, но Гурген и Овнан убедили его присоединиться к ним, не потому только, что впереди его могла ждать опасность, а потому еще, что они решили составить полк мстителей, дабы защищать честь армянского народа и карать врагов и предателей. Эта цель стоила того, чтобы такой храбрый юноша, как Ашот, представлял в нем Сюнийскую область вместе с Тароном и Васпураканом. Сюнийский князь рассудил в уме, что до весны ему делать нечего, и охотно согласился на это. Отряд двинулся к Карсу, проехал Ахурян, представлявший собою надежный ледяной мост, и к ночи прибыл в Аргину.