В начале было слово. Авторская методика по обучению речи детей с трудностями развития
Шрифт:
Ребенок начинает употреблять междометия.
Легко справляется с ними Ангира:
– Айболит сидит на скале. Орел летит: «Боишься, да?»
– Мальчик смотрит на игрушки, смотрит на маму: «Купи, а?»
Ангира чувствует себя все более и более свободно:
– Принц смотрит на девочку. Рядом конь. Принц говорит: «Поедем или не поедем?»
– Кошка смотрит на мышку. Мышь грызет корку. Кошка кричит: «Не ешь, мое!» Мышь отвечает: «Уйди. Моя корка».
– Волк открыл свою пасть и думает: «Сейчас я съем поросенка, а дом сломаю».
– Мишка-папа смотрит на сыночка, а сынок держит тарелку,
– Козленок говорит волку: «Я не хочу с тобой ругаться».
– Медведь говорит: «Я устал нести девочку».
Заметьте: всего непосредственнее у Ангиры получается прямая речь персонажа – как раз то, что, казалось бы, должно представлять наибольшую трудность при составлении цепочек, включающих глаголы «кричит», «спрашивает», «отвечает». Теперь ребенок гораздо свободнее распоряжается не тем, что он заучил, а тем, что давным-давно, по многу раз в день, слышал от своих родных и что отложилось в нем незаметно для него самого. Произошел качественный, очень существенный сдвиг, и получилось это не само собой – мы его к этому подвели.
Я жду от ребенка входивших в наши цепочки привычных слов, тех, которые он заучивал на раннем этапе и которыми было так легко пользоваться, но ребенок находит свой, гораздо более интересный вариант. Ему уже вполне можно доверять! Он не ищет того, что лежит на поверхности и что, казалось бы, более очевидно.
На карточке две вороны: одна лежит на земле, задрав лапы. Другая стоит рядом. Вопрос: что происходит на картинке?
Предполагаемый ответ: «Одна ворона лежит. Другая говорит: «Вставай!»
Максим: Одна лежит, другая стоит и говорит: «Я победил!»
Кот сидит на пеньке, держит гусли и говорит: «Я буду играть и петь песни». Дрозд смотрит на кота и говорит: «Я не хочу учить музыку» (вместо ожидаемого мной «Я буду слушать музыку»).
Иллюстрация в книге «Путешествие Нильса с дикими гусями» – Нильс сидит на голове у деревянного старичка.
Максим: Нильс сидит на лысине без волос.
Предполагаемый ответ по поводу другого сюжета: «Дедушка едет на телеге. Собака идет сзади».
Максим: Дедушка едет на телеге, а рядом пешком идет собака. Собака всегда ходит пешком.
Другой дедушка и его собака идут из магазина, нагруженные покупками. Собака в зубах несет сумку.
Я: Что дедушка говорит собаке?
Первое, что приходит в голову, разумеется, «спасибо».
Максим: Он говорит: «Помоги достать ключ».
Вот смешная картинка: мальчик взвалил на себя лошадь, несет ее на спине.
Предполагаемый вариант: «Мальчик несет лошадь и говорит: «Тяжело!»
Ангира: Конь кричит: «Поставь меня!»
На предлагаемой им картинке дети очень часто замечают то, чего я иной раз не вижу: я выделяю на ней какой-то отдельный фрагмент соответственно тому, что мы в данный момент изучаем, и сосредоточиваюсь на этом фрагменте, а ребенок обращает мое внимание на какие-то не замеченные мною детали. Дети настолько в этом поднаторели, что иногда просто поражают меня наблюдательностью и сообразительностью.
Фотография в журнале: женщина сидит на скамейке в туфлях с высокими каблуками и ремешком, разбирает содержимое сумки. За спиной у нее смятая занавеска, какие-то еще вещи – фон очень неопределенный. Внимательно
К этому мы шли и вот, наконец, пришли. Наступило время не создавать, а, наоборот, разрушать наши шаблоны, а лучше сказать – образцы. Ибо образцы эти не что иное, как вычлененные из речи, хорошо организованные ее фрагменты – кстати сказать, те, которыми мы сами пользуемся ежечасно и ежеминутно. Отдельные звенья цепочек обеспечили ребенку надежную опору, цепочки в целом образовали четкую опорную конструкцию. В разговорах с родителями я сравниваю ее с деревом – стволом и ветвями, растущими во все стороны, на которых в свой срок появляются все новые и новые листья – слова, словосочетания, речевые обороты.
Рассказ по картинке или же краткий пересказ отдельных эпизодов сказки, осуществляемые с опорой на выученные образцы, все то, с чем ребенок справляется на уроке и что делает под нашим неусыпным наблюдением и руководством, не может нас не радовать. Но говорить, имея перед глазами картинку, – это одно, и совсем другое – просто говорить, говорить не задумываясь, спонтанно, теперь уже вне зависимости от каких бы то ни было установок, подпорок, образцов и примеров.
Переход к овладению широко развернутыми, распространенными фразами происходит не сразу. Несмотря на то что ребенком давно накоплен более чем достаточный запас слов, позволяющий этот переход осуществить, в быту, выражая просьбу, пожелание, отвечая на вопрос, он продолжает обходиться всего какой-нибудь парочкой слов, а иной раз и вовсе одним словом. И поскольку эти одно-два подходящих слова он довольно точно выбирает из своего словаря, окружающие его прекрасно понимают.
Мы едем в машине хорошо знакомым маршрутом. Максим перечисляет все, что видит за окном – поле, небо, простор, рельсы, поезд, аистов, – и всякий раз заучивает новые слова. Говорит он охотно, без принуждения, если я отвлекаюсь и чего-нибудь не замечаю, Максим возмущается. Дома Максим, словно людоедка Эллочка, обходится упрощенным словарем. Четыре слова на все случаи жизни: ням-ням, буль-буль, беда (если с чем-то не может справиться и зовет на помощь) и бац. Упало – бац, в мяч играть – бац, стрелять из ружья – бац. А сколько этих «бац» в мультфильме, который он смотрит каждый вечер! «Бац!» и «буль-буль» меня не устраивают.
Я не один раз слышала от родителей своих учеников жалобу на то, что дети их не слушаются и занимаются с ними, родителями, кое-как: «Вот с вами он все говорит, а с нами разговаривать не хочет», – жалуются родители Максима. Знаете, в чем дело? Дело в привычке.
Дети с синдромом Дауна чрезвычайно привержены сложившимся ритуалам. Всем нам известен их педантизм, склонность, хоть и избирательная, к наведению определенного порядка. Привычки действительно становятся их натурой. Это сказывается как в незначительных мелочах, так и в чем-то более существенном.