В начале было слово. Авторская методика по обучению речи детей с трудностями развития
Шрифт:
Участие родителей в процессе обучения ребенка сводится к тому, что время от времени они подвергают его достижения проверке, будучи при этом не в курсе того, чему и как он обучается на данном этапе. Ребенок такую «проверку» не выдерживает, ожидания родителей не оправдывает, и не потому, что не слишком преуспел в науках, а потому, что проверяющие оказались, что называется, «не в теме». Да, ребенок пока не знает самых простых, казалось бы, вещей: как говорится, «еще не проходили». А что проходили? И каким способом?
Взрослый разочарован, ребенок обескуражен. Всем нам известно, как он замыкается, когда какой-нибудь незнакомый человек подступает к нему с вопросами, на которые он не может ответить, поскольку к ним не подготовлен.
Обучение ребенка с синдромом Дауна – это скрупулезная, тонкая работа, состоит она из мелочей – взаимосвязанных, взаимопроникающих, грубого необдуманного вмешательства она не терпит, чего бы это ни касалось.
На какой возраст рассчитана игра, которую вы собираетесь преподнести ребенку с синдромом Дауна? Что написано на коробке?
Предназначена она трех-, четырехлетнему малышу, ага, ну, значит, годится, наш даже постарше чуть-чуть. Но ведь обычный ребенок уже давно говорит, ему можно многое объяснить, и объяснения он будет слушать. Перебрасываясь репликами, вы увлеченно играете вместе, все идет как надо. А главное – обычный ребенок не просто играет, он ощущает в себе потребность справляться с поставленной в игре задачей, подумать, посоображать. В нем уже проснулось творческое начало, ему хочется победить, выиграть, быть первым. Это и есть то самое творческое начало, страсть к преодолению трудностей и познанию нового, которая вложена в человека изначально. Именно она заставляет его с риском для жизни опускаться на дно морское, карабкаться по горным кручам, разрабатывать маршруты космических путешествий, испытывать на себе самом вакцину, которую он получил, – если бы этого не было, мы до сих пор жили бы среди обезьян. Но к ребенку с синдромом Дауна такое свойство приходит не сразу. «Ты мне скажи “а”, а я дам тебе вот эту прекрасную машинку, ты мне напиши буковки – получишь солдатиков, поможешь маме – дам конфетку…»
Мне напиши, мне помоги, мне почитай отсюда и досюда – это нам надо, не ему. Ему нужна мотивация. Мотивация нужна всем, и против награды за проделанный труд ни один ребенок возражать не будет, но наряду с этим обычный ребенок чувствует удовлетворение от хорошо проделанной работы. Он не просто получил машинку – он ее заслужил. Ребенку с синдромом Дауна неинтересно лото, которое ему подарили, и кто скорее закроет квадратики – ему все равно: цели победить он перед собой не ставит, дух соревнования ему незнаком, азарт пока что неизвестен. Это все должно прийти позже, прийти обязательно – с вашей помощью.
«Другие» среди других
Дети с синдромом Дауна обладают характерными, общими для всех, особенностями. Вместе с тем каждый новый ученик – это всякий раз новая индивидуальность, своеобразие характера, особенности поведения, а в ряде случаев такая специфика речевого расстройства, с которой педагог до этих пор никогда не сталкивался. И сколько бы он ни преподавал, как бы ни отточил систему, по которой работает, наряду с уже существующими наработками приходится постоянно разрабатывать новые приемы и новые подходы.
Юля пришла ко мне в девять лет. Как всегда, мы начали с существительных, и довольно скоро их число оказалось достаточным для того, чтобы приняться за глаголы. Однако говорить глаголы Юля категорически отказывалась. Но если существительные сначала по слогам и вслед за мною, а затем и самостоятельно, Юля произносила охотно и абсолютно чисто (с произношением проблем у нее не было), то почему не могла, хотя бы механически, повторить глагол за мною? Казалось бы – какая разница? У меня складывалось впечатление, что она не столько не может, сколько не хочет сказать.
С глаголами Юля в конечном счете вполне справилась, но еще долгое время существительные говорила громко и четко, а глаголы – тихим, еле слышным голосом.
Бывает, что ребенок громко говорит то, что знает,
Есть дети, которые вообще очень тихо говорят на уроках, и длиться это может и год, и два, хотя сам по себе ребенок достаточно живой, учится как будто бы с удовольствием, его не назовешь особенно боязливым и вообще – когда ему что-то требуется, он говорит очень даже громко. Возможно, дома к таким детям предъявляют завышенные требования, родители нетерпеливы, раздражительны, чересчур строги, ребенок боится сделать ошибку. А может быть, эта неадекватность из разряда тех, о которых уже говорилось, что-нибудь вроде необъяснимого отвращения к глаголам.
Попутно поясню, как ребенок может избавиться от такого недостатка. Я использую прием, вынуждающий его громко отвечать на громко заданный вопрос либо на повышенных тонах вести диалог.
Волк. Козлята! Открывайте!
Козленок. Не откроем!
Волк. Открывайте немедленно, кому я сказал!
Козленок. Уходи в лес! Не откроем тебе!
Волк. Что ты сказал? Не слышу!
Козленок. В лес уходи! Перестань стучать!
У Маршака в его «Кошкином доме» тоже есть подходящие отрывки.
Не мешайте, ротозеи,Расходитесь поскорее!Что устроили базар?Здесь не ярмарка – пожар!Поливай его, ребята,Из корыта, из ушата!Берегитесь! Рухнет крыша!Что такое? Я не слышу!Вот смотри – дерутся снова.– Кукареку! Бей рябого!– Темя я ему пробью!– Кукареку! Заклюю!Изучение глаголов оказывается довольно непростым делом не только для Юли – относится это ко всем без исключения ребятам, о которых я писала в главе «Трудные дети». И Глебу, и Жене, и Ростиславу трудно понять смысл самых, казалось бы, простых слов, обозначающих действия: определить и запомнить, глядя на неподвижную картинку, что персонаж на ней что-либо бросает, вертит, крутит, чистит, им затруднительно. Что уж говорить о глаголах смотрит, слушает, видит, думает и им подобных? Что означает, в частности, глагол «думает»? Вот картинка в книжке. Из окна своего дома мальчик смотрит на собаку, идущую рядом со старичком. Собака несет в зубах сумку старичка. Что думает мальчик? Мальчик думает: «Как повезло дедушке, что у него есть такая собачка! Я тоже хочу собаку!» – т. е. мальчик не просто смотрит на собаку – он думает, у него возникают определенные соображения по поводу того, что он видит. Что думает женщина, которая грустно смотрит на осколки своей любимой чашки? И что думает мальчик, отвернувшись от стола, заваленного учебниками? Мама стоит рядом с книжкой в руке, уговаривает сына взяться за уроки.
Со временем безо всяких наших объяснений (а как объяснишь?), на подсознательном уровне, ребенок определит для себя смысл глагола «думает» – конечно, если мы этому поспособствуем. Если слово, обозначающее предмет, ребенок так или иначе усваивает, т. к. предмет этот вполне конкретен, его можно увидеть и потрогать, то глагол как таковой неосязаем. Не совсем в ладах с употреблением глаголов даже самый обычный, «среднестатистический» ребенок с синдромом Дауна. В особенности это заметно, когда он переходит к более или менее связной фразовой речи: если он ведет рассказ по картинке, то часто опускает сказуемое, ему поминутно нужно об этом напоминать.