В начале было Слово
Шрифт:
* * *
Заговорив о тех днях, вспоминаю некоторые детали.
Здесь на сайте произведение имеет заставку моего дизайна – страшноватую и агрессивную, но вызывающую эмоции. Тогда на руках у меня была книга, выпущенная в 2006 году издательством «АСТ/Зебра Е» с их обложкой – не выражавшей ничего, но украшенной изображением автоматического пистолета Стечкина.
Мои ориентиры сменились; сегодня я вряд ли напишу триллер с морем крови, подобный тому роману (имевшему автобиографические основы) – но
Но все-таки, зная зашоренность местных нравов, я выразил опасение относительно того, стоит ли приносить на ТВ книгу с пистолетом на обложке – тем более, что сам Айдар был человеком миролюбивым.
– В моей передаче приемлема любая книга, на которой нет свастики!
– ответил Хусаинов.
Тогда я просто обрадовался отсутствию проблем.
Теперь вижу вещи куда шире.
* * *
Словами о неприемлемости свастики Айдар Хусаинов подчеркнул свою позицию.
Ведь только кажется, что свастика есть атрибут сугубо немецкий.
На самом деле любой национализм – будь он хоть немецким, хоть шведским, хоть китайским – в конечном итоге приводит именно к свастике.
А за ней всегда следует то, о чем я давно писал в мемуарно-публицистическом романе «Умерший рай», в главах о посещении памятника скорби на месте концлагеря Бухенвальд:
…любой национализм даже в самом невинном проявлении – вроде песни на непонятном языке, заучиваемой в детском саду – имеет один и тот же конечный пункт:
ребристые, как кошачье нёбо, жерла печей крематория.
Художник слова – да и любой художник вообще! – по самому определению своего призвания не может быть националистом.
Скатившись к национализму, он перестанет быть художником.
Что подтвердил результат недобрых перемен, нарисованный Айдаром Хусаиновым в его книге.
* * *
Роман «Культур-мультур» побуждает затронуть тему национальности художественного творчества.
Сам Айдар – башкир, но аутогенный герой его носит русскую фамилию.
Почему?
Да потому, что поднятые проблемы не касаются отдельной нации, не привязаны к определенному городу, а характерны для любого субъекта Российской Федерации, где происходили процессы, сходные тем, что бурлили в среде творческой интеллигенции Уфы – миллионной столицы огромной республики Башкортостан.
Ведь республика существует в составе страны, которая до недавнего времени славилась достижениями русскоязычной литературы, впитавшей лучшие достижения литературы малых народов России и возвратившей им лучшее, что могла возвратить.
О значении русского языка и русской культуры говорили в разное время разные мудрые
И казах Абай Кунанбаев и башкир Мустай Карим.
Последний сегодня превращен в нечто вроде иконы: улица проживания переименована в его честь, сам он сделан символом национальной культуры.
Между тем, бывав в 90-х годах на съездах писателей Башкирии, я помню, как деятели с членскими билетами СП СССР распинали Мустая за недостаточную глубину национального самосознания.
Ведь все они писали одну бесконечную повесть об убогой башкирской деревне 20-х годов, интересную лишь ее авторам (которые, кстати говоря, всеми силами стремились в город и жили в квартирах вовсе не коммунальных…) – а он создал великие произведения, переведенные на все языки и понятные всем.
(Сам Мустафа Сафич Каримов, сидевший в зале недалеко от меня, при тех словах встал и молча поднял руки вверх, понимая бесполезность борьбы с тюбетеечной гвардией.)
Истинное искусство не может замыкаться в национальные рамки; лучшая советская литература классического реализма остается одним из лучших образцов мировой словесности.
Разумеется, я не хочу сказать, что местные особенности должны отметаться. Напротив, нельзя написать ничего существенного, отправив героев с выдуманными именами неизвестно когда в путь к несуществующей планете за пределы Солнечной системы.
Но писать о реальной жизни с ее частными особенностями надо так, чтобы эти частности не затушевывали общих вопросов.
Говоря о том, не могу не вспомнить одного из моих любимых писателей, эстонца Энна Ветемаа.
Автор – прибалт до мозга костей, все его произведения основаны на конкретном материале, с его страниц слышится певучая эстонская речь. Но тем не менее его лучшие «маленькие романы»: «Монумент», «Усталость», «Яйца по-китайски» и в особенности «Снежный ком» – понятны человеку любой национальности, поскольку затрагивают вечные проблемы, лишь окрашенные местным колоритом.
Что же касается русскоязычной литературы, то здесь действует стереотип восприятия.
Язык Пушкина и Чехова стал эталонным для мировой культуры, их персонажи сделались символами, а любой выходец из России именуется русским, будь он хоть калмыком с Чукотки.
Выбрав главного героя, Айдар Хусаинов поднял свой роман на вненациональный уровень, хотя многие персонажи носят имена татарские и башкирские.
* * *
Национальный вопрос как таковой является одним из самых трудноразрешимых.
Можно сбрить бороду, покрасить волосы, сделать пластическую операцию и даже переменить пол – но национальность сменить нельзя. Она дается при рождении и остается постоянной всю жизнь.
Потому-то человеком так просто управлять, надавив на кнопку, которую невозможно отключить.
Хотя по существу все люди – братья.
* * *
Около пятнадцати лет своей жизни я отдал Башкирскому государственному университету.
Главный ВУЗ Башкортостана на рубеже веков был центром не национализма, даже не расизма, а какого-то первобытнообщинного местничества: башкирская интеллигенция делила себя на сорта по районам происхождения.