В небе полярных зорь
Шрифт:
Земля кажется мирной и тихой.
Однако мысль о возможности принять холодную ванну быстро сменилась другой: «Немцы решили меня доканать». Комлев увидел заходящего для атаки «мессершмитта», хотел сманеврировать, подскользнуть, взялся за стропу парашюта, но сил для преодоления сопротивления воздуха не хватило. «Мессершмитт» вошел в пикирование. Вот он ближе, ближе... Сердце Комлева сжалось.
С гулом мотора слилась трескотня пулеметов и тявканье пушек: шесть огневых линий сверкнули перед ним, но трасса прошла в метре от летчика. В бессильной злобе Комлев погрозил немцу
При второй атаке пули пролетели еще ближе. Сделав два покачивания с крыла на крыло, самолет скрылся. «Жив, пока жив!» — обрадовался Комлев. Парашют несло боком, но исправить положение было уже нельзя. Поодаль мелькнул маленький, словно игрушечный, желтый домик. Никита увидел стоящих на крыльце женщину и девочку.
Земля летит на Комлева все быстрее и быстрее, кольцо горизонта с возрастающей скоростью сужается, как будто он спускается в воронку. Удар!.. Земля выскочила из-под ног и стремительно полетела вверх, небо дном огромной чаши опрокинулось вниз. Все слилось в один разноцветный вращающийся диск...
2
Каждый раз, когда самолеты возвращаются с боевого задания, на аэродроме царит волнение, все до крайности возбуждены.
Механики встречают машины, мотористы заправляют горючим, маслом, заливают охлаждающую жидкость, оружейники заряжают пушки и пулеметы.
Волнуется командир полка Локтев. Он непрерывно вызывает по радио «чирков», а те как в рот воды набрали.
Посмотрел на часы.
Наконец далеко-далеко на горизонте появилась тоненькая черточка. Словно кто-то карандашом черкнул. Она все увеличивалась, росла и превратилась в силуэт самолета. Затем послышался неровный, прерывистый рокот мотора.
Над аэродромом пролетел Булатов. Мотор работает с перебоями, «яша» летит как-то неестественно, юзом.
Вот летчик начал выполнять третий разворот. Самолет вздрогнул и, сорвавшись в штопор, скрылся за вершиной горы. Все замерли. Но вдали снова раздался гул мотора, захлебывающийся, с сильными хлопками. Из-за горы показался истребитель. Он летит медленно, словно тащит в гору непосильный груз.
Когда истребитель вновь появился над аэродромом, Локтев приказал летчику набрать высоту и оставить машину. Слышал ли эту команду Булатов? Трудно сказать. Ответа не последовало. А если бы и слышал! Да кто же похоронит раненого друга? А бросить самолет, когда еще есть надежда спасти его, то же самое, что похоронить еще живого друга.
И вот новый заход на посадку. Одно колесо недовыпущено. Истребитель коснулся земли, прокатился несколько метров и, воткнувшись носом в землю, загорелся.
Друзья вытащили из кабины потерявшего сознание пилота. Через минуту было потушено и пламя.
Хмурые после тяжелого дня возвращались люди в землянки.
— Снег повалил! — сообщил дежурный, входя с охапкой дров.
Эти слова встревожили летчиков.
— Туго сейчас приходится нашему комэску, — озабоченно проговорил Блажко.
— Если он только жив, — заметил кто-то.
Вошел парторг Голубев. Заговорили о проведенном вылете.
— Не унывайте, ребята, не будет он Комлев, если не выкрутится, — сказал Голубев. —
Первым после бессонной ночи вышел на улицу лейтенант Блажко. В предрассветном небе мерцали холодные звезды. Подморозило. Хилые заполярные березки склонились под тяжестью льда. Семен наскоро освежился холодной водой и, вздрагивая, вернулся в землянку.
— Лед! Дождь ночью был, — лязгая зубами от холода, сообщил он. — Замерз где-нибудь Никита Кузьмич.
— Нет, товарищ лейтенант, командир наш жив, — возразил Дорофей Ребров. — Видел его во сне сегодня. Подошел он ко мне, положил руку на плечо и спросил: «Как дела, Дора? Хорошо ли отдохнул? Тепло ли было в землянке?» Вот как с вами, так и с ним разговаривал. Эх, если бы знал, где он, через сопки и болота кинулся бы на выручку.
— Ты думаешь, другие не кинулись бы? — отозвался Блажко.
3
Комлев не знал, сколько времени он пролежал без сознания. Когда пришел в себя и понял, что произошло, отстегнул лямки парашюта и кинулся к ближнему кустарнику.
Обычно летчики прикрепляли шоколад к лямке парашюта, на случай оставления самолета в воздухе. Комлев вспомнил о шоколаде, хотел было вернуться, но...
— Хальт! Хэнде хох! — раздался лающий окрик. Комлев вздрогнул. В двадцати шагах от него стоял немец. Автомат направлен в бок Комлеву.
Сердце заныло, но мысль заработала быстрее.
Плен! Нет, это не укладывалось в голове. Лучше смерть. А жить-то так хочется! Левая рука стала медленно подниматься и одновременно Комлев стал поворачиваться к немцу лицом. Фашист уверенно повторил:
— Хенде хох!
Комлев выхватил из кобуры пистолет и выпустил одну за другой три пули. Враг упал, но Никита не был уверен, что убил его, и тоже упал за кочки, прижался к земле.
Через несколько секунд застрочил автомат, пули со свистом впивались в кочку, за которой укрывался летчик. Комлев не подавал признаков жизни. Стрельба прекратилась. Немец приподнялся, вытянул шею, всматриваясь в кочки. Комлев уже спокойно навел пистолет и выстрелил. Солдат взмахнул руками и рухнул навзничь.
Комлев пополз по-пластунски, от кочки к кочке, к огромному серому камню, потом вскочил и побежал к нему. Там защита! А за спиной раздались отрывистые громкие голоса, защелкали автоматные очереди, засвистели пули. Пригнувшись, он петлял из стороны в сторону. В голове звенело, казалось, вот-вот разорвется сердце, но он все бежал и бежал. Ноги подкашивались, силы убывали, нестерпимо мучила жажда. Хотя бы глоток воды, хотя бы каплю... По заболоченному торфяному полю пробегал ручеек. Живительная влага, глоток которой прибавил бы силы. Но в этот миг Комлев вспомнил о записной книжке. Он выхватил ее, бросил под ноги и, не останавливаясь, вдавил в топь. Вот и валун. Комлев навалился на него, сбросил с головы шлемофон, перевел дыхание. Метрах в тридцати кустарник. В несколько прыжков Комлев достиг зарослей. Пули противно жужжали, срезая ветки. Под ногами зачавкала вода. Болото! Комлев нагнулся, на бегу схватил горсть болотной жижи, прижал к распухшим губам. Бежать стало легче.