В небе только девушки! И...я
Шрифт:
— Очень жаль, что мы раньше с Вами не встретились, у нас огромный дефицит подготовленных командиров эскадрилий.
— Мы не могли встретиться, я с октября находилась в госпитале после вынужденной посадки, и для меня было важно вернуться в строй, а не создавать эскадрильи.
— А почему занялись доводкой машины?
— Мы упали из-за ее технического несовершенства, вот и пришлось доводить ее до ума. Но главная причина моей катастрофы еще не устранена. С этим работают, вероятно скоро мы получим машины с новым профилем крыла.
— Я побывала на занятиях, все хорошо организовано, и я уже не жалею, что пришлось отдать Вам лучших своих людей, которых я собирала по крохам по всему Союзу. Девочкам Вы очень понравились. У них появился живой пример для подражания, это — важно. Я доложила обо всем товарищу Сталину. Через день придут недостающие машины, а эти обратным рейсом привезут пополнение. Так держать, товарищ капитан.
Мы пожали друг другу руки, она влезла на левое сиденье,
Теперь о 'Гнейсах'. Рано утром над аэродромом появилась темно — зеленая 'Пешка' с белыми капотами, и довольно жестко приземлилась. Из нее вышло три человека: один военный летчик, и двое гражданских, причем один из них, в очках, вылез из кабины пилотов. 'Очкарик' представился:
— Виктор Васильевич. Почему нас сдернули с рабочего места, мы еще только разворачиваемся. У нас ничего нет, мы не можем вести работы в поле. А тут из-за женской прихоти, нам срывают фронт работ.
— Сколько у Вас работающих 'Гнейс-1'? Включая те, которые стоят на стендах, везде, включая и здания на Политехнической.
Тихомиров немного удивленно посмотрел на меня, но я произнес это тоном, не допускающим возражений. А сами понимаете, что 37–й год был совсем недавно, а тут его выдернули с криками 'давай — давай' из лабораторий и погнали почти на фронт. Он приподнял голову и начал загибать пальцы.
— Всего было собрано шесть стендов, и одна рабочая, вот она. Но, клистронов новых больше нет, их выпуск прекращен. Где находятся для них станки — неизвестно. У меня есть предложение…
— Потом предложите, пойдемте смотреть.
Так и есть! Направленная колеблющаяся антенна
Вылез из штурманской рубки, осмотрелся в кабине. 'Заценил' удобство расположения. Посмотрел на умформер, который за каким-то чертом сунули в кабину стрелка и два громадных блока: передатчик и приемник. Оставил летчика и оператора у машины, а с Тихомировым шагаем в штурманский класс, там занято, поэтому прошли в лаборантскую за ним.
— Пишите названия станков, и дату, когда они были отправлены или отгружены на станцию для погрузки. Укажите и нарисуйте таблички на них, где они стояли. Если помните, то в какие ящики были упакованы. А я пока свое порисую.
Начинаю изображать механическую зеркальную антенну с излучателем полузакрытого типа, резонатор, волноводы, гибкие волноводы, даю ссылку на патент магнетрона от 21 года с номером журнала BIRE, четвертый за 1921 год, и его схему. Тихомиров сопит, морщит лоб, но, пишет. На меня особо и не смотрит. Скорее всего, больше думает о том, где он будет сидеть, если не все вспомнит. Я уже закончил рисовать антенно — волновую часть сантиметровой РЛС бокового обзора, а он все сопит, и шуршит ручкой.
— Ну, вот, кажется все, что помню. — он задумчиво перечитывает свою писанину, встал и протягивает мне исписанные мелким подчерком листки. Я забрал их и передал ему шесть своих.
— Это расстояние кратно длине волны?
— Да, конечно. Вы здесь посидите, посмотрите, я в штаб на несколько минут.
Позвонил Расковой и кратко изложил ситуацию. Требовалось найти по заводам и станциям несколько эвакуированных станков НИИ-9, материалы для поиска я отправляю ей связным самолетом. Пусть подключит всех. И надо лететь в Ленинград, забирать там все, что осталось. Вместе с Тихомировым, который там знает все, что нужно. Требуется разрешение на перелет.
— Я поняла, сейчас сделаем. — и она повесила трубку, а я вернулся в лаборантскую. Тихомиров сидел неподвижно глядя в одну точку. Левая рука мяла листок бумаги. Я забрал его у него: написал заявление с просьбой отправить его на фронт в штрафбат, затем смял его.
— Это полежит у меня, Виктор Васильевич. Как только закончим 'Гнейс-1', мы с вами дружно посмеемся и порвем его, предварительно макнув его в шампанское. Сейчас вылетаем в Ленинград, чтобы сократить сроки, необходимо собрать все имеющиеся станции, и перевезти их к Вам на 339–й завод. Имеющуюся станцию снять и установить на штатное место на борт '02'. Оператор с переносом справится?
— Алексеев? Конечно, только провода…
— Здесь авиазавод находится, не проблема, и у нас другой способ крепления магистралей. Даже техники справятся.
Мы вышли из класса, на стоянке он заботливо передал все мои листочки своему оператору, и мы прошли к 'птичке'. Посыльный и Настя принесли карты, и разрешение на перелет. Мы проинструктировали Тихомирова как вести себя в кабине стрелка, проверили его подвеску. Еще раз напомнили, что ничего трогать нельзя, из кабины проверили связь с ним, и пошли на взлет. Идем на 7000, так чтобы ему наддува хватало. Дальность позволяет без посадки и без дополнительных баков, но на всякий случай подвесили в бомболюк дополнительный топливный танк.
Задерживаться с ним в Ленинграде нам не с руки, и, обговорив с ВВС фронта процесс его эвакуации в Свердловск, мы через полчаса после заправки вылетели обратно. На блокадный Ленинград я так и не посмотрел. Сели ночью на Комендантском, и ночью же вылетели обратно. На этот раз забрались повыше, чтобы никто не смог побеспокоить: стрелка-то нет. Настя весело рассказывала истории, которые происходили с нашими девушками, как они пытаются меня скопировать. Ее это жутко веселило, с одной стороны, с другой немного беспокоило, так как она привыкла к тому, что ей уделяют больше внимания, чем мне. Но, произошла смена обстановки, из практически полностью мужского коллектива, нас переместили в женский, естественно, со своими дрязгами и претензиями. Утром сели в Придачах, и начался обычный учебный день. Я летал с девочками на 'УПешке', а Настя гоняла штурманов и стрелков. Никого больше на вторую часть группы не нашлось. 'Двойка' работала ночами по три вылета. Уже есть успех, сбили разведчика. Локатор работает отвратительно. Штурману приходится лежать в коке штурманской кабины. После первого же вылета туда еще и дополнительно матрас пришлось сунуть. Еще одно нарушение, что парашют на штурмане не одет, а лежит пристегнутый к стрингеру фюзеляжа и шпангоуту. Не дай бог, что-нибудь случится! Оператор учит штурмана управляться с локатором и юстировать его антенны, которые частенько капризничают и сбиваются. Главная проблема: отраженные от земли сигналы забивают индикатор, до определенной высоты полета, напрочь, и большое мертвое поле вблизи самолета. Сделав два вылета с оператором, локатор выключили, толку от него пока никакого. Только место занимает. Но, обучение Гарик Гареев прошел, получил удостоверение оператора бортовой РЛС. Я, пока, в этом участия не принимаю, делаю вид, что мне все равно, что происходит в кабине 'двойки'. Ждем командированного. Тем более, что поиск станков через НКВД и НКЖД пока ничего не дал, почти. Нашелся один станок, но что это за штука не известно. Направили в Свердловск из Бухары.