В никуда
Шрифт:
Я посмотрел на карту и увидел звездочку к северу от Куангнгая – место, представляющее интерес для осмотра, всего в нескольких километрах отсюда – текст по-вьетнамски и по-английски.
– «Побоище в Милай», – прочитал я.
Далее описание гласило: «Здесь 16 марта 1968 г. совершилось военное преступление – три американские мотопехотные роты расстреляли несколько сотен невооруженных жителей деревни. Памятник в честь павших и как напоминание о несправедливостях и жестокостях войны».
– Аминь, – прошептал я.
Мы приблизились к боковой дороге, перед
Это был первый знак, который встретился нам на дороге. И я заинтересовался, кто его поставил и зачем. И еще подумал: интересно, кто-нибудь из оставшихся в живых трех сотен тех американских солдат приезжал когда-нибудь сюда после войны?
Я огляделся: вокруг тянулись залитые водой рисовые поля, а на сухих островках в окружении высокой бамбуковой поросли приютились под пальмами крохотные деревушки. Именно таким я вспоминал Вьетнам, хотя мне приходилось действовать и в лесной глуши, где население было совсем не похоже на тех, кто жил в прибрежной зоне и с кем я предпочитал общаться.
В джунглях и на плоскогорье война ощущалась острее, словно мальчишеское приключение – настоящее действо в своей неприкрытости. Там не убивали по ошибке или специально мирных граждан, как это случилось в Милай. Там не было деревень, чтобы сжечь, и буйволов, по которым пострелять. Зато постоянно чувствовалось соседство доисторической чащи или высокого леса. Там были только мы и они. И каждый играл в извечную игру – как бы выжить. Война была понятной, убийства – чистыми. Там не умирали, как в деревне Милай, женщины и дети.
Мы въехали в провинцию Куангнам и приблизились к тому месту, где когда-то располагалась огромная американская авиабаза Чулай. Там служил кто-то из моих приятелей, с которыми я познакомился в "Апокалипсисе".
Теперь здесь висела ржавая колючая проволока и на убегающей к морю полоске белого песка стояли пустые бетонные ангары и укрытия для самолетов. Я даже сумел рассмотреть взлетную полосу и на ней какие-то белые предметы, но не понял, что это такое.
– Крестьяне используют аэродром, чтобы сушить на бетонке корни маниока, – объяснила Сьюзан.
– Да ну? Значит, миллионы долларов американских налогоплательщиков грохнули на то, чтобы построить аэродром для реактивных истребителей, который теперь используется для просушки маниока?
– Если угодно, так. Перекуем мечи на орала. Взлетную полосу на что там...
– А что, черт возьми, такое этот маниок?
– Ты что, не знаешь? Маниок, он же манихот. Из него делают тапиоковый пудинг.
– Ненавижу тапиоку. Мать меня постоянно ею пичкала. Надо вызвать огонь по этой полосе.
Сьюзан рассмеялась, и мистер Кам улыбнулся – ему нравились веселые пассажиры.
– Хотел бы я оказаться здесь, когда сюда пожалуют те пилот-жокеи из "Апокалипсиса". Они бы поразевали рты на этот маниок.
Авиабаза раскинулась на много километров, и мы все еще проезжали остатки ее строений. Я заметил детей, которые катили тележку, и спросил Сьюзан:
– Что они делают?
– Собирают металлический хлам. Известный во Вьетнаме бизнес. Но все, что легко подобрать, уже подобрано. Иногда найденные предметы взрываются у них в руках. Как я слышала, каждый год погибают и остаются калеками несколько сотен металлоломщиков. Сейчас железа меньше, так что
Я посмотрел на копающихся в песке подростков. Спустя тридцать лет после окончания войны и через тридцать лет мира и восстановления раны этой страны все еще кровоточили.
– Если отправишься в глубинку, не забывай, там еще полно неразорвавшихся боеприпасов, – напомнила Сьюзан.
– Спасибо за совет. – Я не стал говорить, что и во время войны было так много неразорвавшихся боеприпасов, что шансов погибнуть от собственной неразорвавшейся дуры было едва ли меньше, чем взлететь на воздух на мине-ловушке.
Я посмотрел на мистера Кама – он явно не выспался и начинал клевать носом. Я потряс его за плечо.
– Слушай, ты знаешь, что в США двадцать пять процентов автомобильных аварий с трагическим исходом происходит из-за усталости водителей?
– Э?..
Сьюзан перевела, но, как мне показалось, не совсем так, как я сказал.
– Он говорит, что хочет кофе.
– В следующем "Бургер кинге" [61] , где мы остановимся.
Она сказала что-то шоферу, но я не расслышал слов "Бургер кинг".
61
Фирменная сеть экспресс-кафе, в которых подают приготовленные по патентованному рецепту гамбургеры.
В этом месте береговая линия вдавалась в сушу, и мы проехали по нескольким мостикам, переброшенным через овраги и сбегавшие в море со склонов ручейки. Красивый край – сейчас я полнее оценил его привлекательность, чем в то время, когда разгуливал здесь семь дней в неделю.
– Этот район – центр цивилизации чамов. Ты видел здесь их башни?
– Видеть-то видел, но понятия не имел, что это такое. Мы использовали их как наблюдательные пункты и пункты корректировки артиллерийского огня. Понимаешь, я смотрел на все глазами солдата. И рад, что опять оказался здесь. И рад, что ты со мной.
– Спасибо. Очень мило. Только не забудь, что сказал это мне.
Я посмотрел на карту.
– Шоссе номер один проходит западнее Дананга, поэтому нам не обязательно въезжать в город.
– Ты, кажется, говорил, что улетал из Вьетнама из Дананга? – спросила Сьюзан.
– Да, – ответил я. – Третьего ноября шестьдесят восьмого года. Меня перебросили на вертолете из Куангчи в базовый лагерь Анхе. Здесь я забрал свой чемодан, который не видел с самой увольнительной, оформил бумаги, наведался к венерическому доктору, попрощался с ребятами и рванул оттуда ко всем чертям. Мы погрузились на "чунук" [62] , и что ты думаешь, нам чуть не влепили над плоскогорьем в брюхо из зенитки. Понимаешь, мне оставалось пробыть в этой сраной стране меньше семидесяти двух часов, а сукины дети захотели меня угробить по пути в Дананг. Но ничего, вертушка получила несколько дырок, однако мы долетели. А потом, когда я был в пересыльной казарме, красные засветили пару ракет в корпус, где ночевали отправлявшиеся на родину. Они это сделали специально.
62
Американский военно-транспортный вертолет большой грузоподъемности.