В новую жизнь
Шрифт:
— Степанида… — тихо сказалъ онъ. — Ты… Степанида… Ты не разстраивайся… Чево?.. ничево… Жить будемъ теперь, жи-ить… Отдохнешь теперь, Степанида… Онъ у насъ теперь… онъ…
И только теперь понявъ, какая перемѣна произойдетъ теперь въ его жизни, охваченный хлынувшими новыми чувствами, онъ ощутилъ, какъ у него захватило что-то въ горлѣ, зажгло въ глазахъ. Онъ пересилилъ себя, глубоко вздохнулъ, покрутилъ головой и сказалъ.
— Дѣла!.. Какъ оборотилось-то!..
На слѣдующiй день было воскресенье, и вся семья отправилась въ сельцо Иванково къ обѣднѣ,
Дьячекъ Иванъ Прохорычъ завалился, какъ никогда. И день-то чудесный выдался. Жаворонки пѣли, какъ на Пасху, въ березкахъ посвистывали синицы, плакали пѣночки, въ рябинахъ трещали скворцы. Бугорокъ съ повалившимся крестомъ заросъ густой травой. Убогое кладбище давно не видало такой большой толпы.
Сеня стоялъ и думалъ о дѣдѣ Савелiи, о всемъ томъ, съ чѣмъ связана была память о немъ.
Тысячи тружениковъ лежали подъ бугорками, не дожили до счастливаго времени. А оно идетъ, оно близко, это время, — думалъ Сеня. А они, что стоятъ около, дожили ли? доживутъ ли? И онъ хотѣлъ, чтобы дожили, и онъ вѣрилъ, что они доживутъ.
Онъ положилъ земной поклонъ. На него пахнуло сырой землей, знакомымъ запахомъ прѣли, земляной силой, которую онъ такъ любилъ въ дѣтствѣ, онъ и дѣдъ.
— „Дѣдъ Савелiй! слышишь?“ — хотѣлъ ыб крикнуть Сеня. — „Твой Сеня пришелъ!.. пришелъ къ своей землѣ… Встань, дѣдъ!“
— Вы теперь знатокъ по части землеудобренiя-то. Ежели что понадобится, ужъ не откажите порекомендовать… Вотъ все хочу… — и батюшка сталъ толковать о хозяйствѣ.
На другой день Сеня уѣхалъ къ мѣсту службы.
Глава XXVIII. На порогѣ новой жизни
— Николай Александоровичъ здѣсь? — спросилъ Сеня у сторожа N-ской земской управы.
— Здѣсь, ваше благородiе… пожалуйте!
Онъ вошелъ въ канцелярiю, гдѣ писали и щелкали на счетахъ человѣкъ девять, и прошелъ въ кабинетъ предсѣдателя.
— Сидоровъ, Семенъ Николаевичъ… — отрекомендовался онъ и передалъ письмо Василiя Васильевича.
— Ну вотъ, очень прiятно. Позвольте познакомить… Андрей Константиновичъ Вихревъ, нашъ агрономъ…
— Скоро вы… очень радъ… Будемъ работать. Ну, какъ Василiй Васильевичъ?.. письмо?.. не забылъ меня…
Они заговорили о дѣлахъ, объ условiяхъ дѣятельности. Во время бесѣды въ кабинетъ вошелъ высокiй брюнетъ съ копной волосъ, падающихъ на крутой лобъ, и остановился…
— Ты!!.. — крикнулъ онъ. — Ты!?..
Онъ подбѣжалъ къ Сенѣ и тряхнулъ съ силой за плечи. Сенька! — прежде чѣмъ тотъ могъ что-либо сообразить, обнялъ его и трижды облобызалъ.
— Александръ Николаевичъ!.. вы?!..
— Не вы, а
Онъ позвонилъ. Вошелъ сторожъ.
— Почтеннѣйшiй Артамонычъ, дайте мнѣ стаканъ… воды!!.
Всѣ разсмѣялись, и Прохоровъ громче всѣхъ.
— Ну, представился, и пойдемъ. Идемъ ко мнѣ, я въ номерѣ остановился… Живу-то я въ глухомъ селѣ, за тридевять земель… А сюда по дѣлу заѣхалъ… Идемъ!
— А сегодня ко мнѣ, господа. Обѣдъ въ четыре! — крикнулъ вслѣдъ предсѣдатель, — и Сеня понялъ, что онъ попалъ въ хорошiй товарищескiй кружокъ.
________
Въ первую недѣлю онъ послалъ письма о первыхъ впечатленiяхъ Василiю Васильевичуи и Кириллу Семенычу, и еще черезъ недѣлю получилъ отъ послѣдняго отвѣтъ.
Въ письмѣ старикъ сообщалъ о всякой всячинѣ, о Сократѣ Иванычѣ и общихъ знакомыхъ и заканчивалъ такъ:
…„А ужъ воздузу я хвачу, это безпремѣнно. Всю жизнь пыль глоталъ, дымъ да копоть… всѣ-то ноги о камни обилъ. За душевность твою спасибо.
Понимающiй ты человѣкъ до глубины души. Молюсь я за тебя, Сеня, молюсь, и пошлетъ Господь тебѣ за все.
Чай, хорошо у васъ на воздухѣ-то, а? Соловьи, чай поютъ? И рѣка есть… рыбки половить? Люблю я. На Москвѣ-рѣкѣ сиживалъ, — охотникъ я до ловли!.. Деньжонки-то я тебѣ переслать думаю, побереги пока что. А то, неравно помру, — кому ихъ?.. Я тебѣ скажу по серкрету… Вѣдь у меня ни отца, ни матери, ни родной души не зналъ никогда… и что такое мать, — не зналъ… Шпитонокъ я, Сеня… Ты, братъ, не гнушайся. Тебя перваго узналъ и за сына считаю. Ты для меня и сынъ, и братикъ… — вся родня“… — Тутъ Сеня замѣтилъ расплывшiяся буквы, — должно быть, водой капнулъ Кириллъ Семенычъ… — „На послѣлокъ-то дней ужъ къ тебѣ… воздуху хватить… И всей-то грудью… до нутра втяну! Ужъ за всю жизнь надышусь!
Прощай. Всегда твой Кириллъ Семенычъ Скалкинъ“.
Сеня смотрѣлъ на письмо, на расплывшiяся буквы въ концѣ. Какъ живой стоялъ передъ нимъ его Кириллъ Семенычъ, эта дѣтская душа, незлобивая, честная, прямая, полная инстинктивной вѣры въ силу человѣческаго ума и знанiя, полная надежды на лучшее грядущее. Такъ ясно стоялъ передъ нимъ Кириллъ Семенычъ, такъ ясно, что Сеня какъ будто слышалъ его ободряющiй, душевный голосъ:
„Наука… она, братикъ, такая штука, я тебѣ скажу, что даже и понять нельзя. Она… ну, прямо… солнце!.. Всю жизнь перевернетъ и ничто передъ ней не устоитъ“.