В новую жизнь

Шмелев Иван Сергеевич

„А ежели ты ему не понадобишься, приходи ко мнѣ“… Эти слова заставили Сеню задуматься. Все можетъ случиться, можетъ и не прiѣхалъ Прохоровъ, можетъ и не взять къ себѣ, профессоръ можетъ взять другого… Тогда, конечно, къ Кириллу Семенычу, на работу. Ну, что же? Онъ не боится работы, теперь онъ окрѣпъ. Но… но тогда придется разстаться съ мечтами и планами. Какiя мечты!.. Лѣто въ имѣнiи укрѣпило ихъ, а зародились онѣ еще въ лабораторiи, въ аудиторiи на лекцiи. Онъ будетъ учиться, будетъ знать все. И эти знанiя онъ связывалъ съ землей. У него будетъ

маленькое, маленькое имѣньице; онъ будетъ работать съ утра до ночи, будетъ всѣмъ показывать, какъ надо работать. Отца и мать онъ переведетъ къ себѣ. У него будетъ все, и лошади, и коровы, и цвѣтникъ, и даже метеорологическая станцiя и непремѣнно болото, которое онъ осушитъ. Въ его комнатѣ будетъ шкафъ съ книгами и чучелой совы, какъ у профессора. Къ нему иногда будетъ заѣзжать погостить Кириллъ Семенычъ и Сократъ Иванычъ. И Кириллъ Семенычъ будетъ ходить по саду, нюхать цвѣты и удивляться… И вдругъ всѣ эти планы разлетятся?.. Это будетъ ужасно!

Стоялъ конецъ августа, свѣжiй, ясный. Завтра рѣшено ѣхать въ Москву.

Василiй Васильичъ обходилъ все имѣнiе и дѣлалъ распоряженiя. Рядомъ съ нимъ ходилъ управляющiй, молодой человѣкъ, — любезный Петръ Петровичъ, какъ его называлъ профессоръ. Сеня съ грустью прощался съ чуднымъ уголкомъ, гдѣ каждая травка, каждая бороздка говорила о трудѣ и знанiи.

— Остался бы съ нами, — скзаалъ шутливо Петръ Петровичъ. — Работникъ ты первый сортъ. А?.. Посадку будемъ производить, молотить будемъ… Скучно въ Москвѣ-то…

— Нѣтъ, онъ поступитъ въ Земледѣльческое училище, — скзаалъ профессоръ. — Такъ что ли, а?.. Хочешь учиться „нашему“ дѣлу?

— Хочу, — скзалаъ Сеня и покраснѣлъ. Въ эту минуту онъ забылъ, кажется, обо всемъ.

— Ну, и прекрасно: ты стоишь того, чтобы тебя учили.

— Отъ меня поклонъ снесешь, — сказалъ Петръ Петровичъ. — И я тамъ учился.

Мечты Сени начинали сбываться.

Глава ХХII. — „Выходъ на линiю“

Переѣхали въ городъ, и Сеня отправился навѣстить Кирилла Семеныча.

— Да ты молодчина сталъ, и плечи того… форменный физикъ… физическая сила… Ну, а химикъ-то… лихо, чай, орудовалъ?..

— Какъ померъ? — вскрикнулъ онъ, узнавъ о смерти Семенова. — Быть не можетъ!.. Бѣленькiй-то?.. Ахъ ты… Господи ты, Боже мой!..

Онъ чуть не плакалъ.

— Вотъ они, люди-то, а?.. Сенька!.. Это люди!.. Что мы передъ ими!.. Что?.. прямо послѣднiе ми… микроскопы!.. Сколько ученыхъ не своей смертью померло!.. А этотъ Сократка еще кочевряжится. „Подлость человѣческая“… Пьянствуетъ… Вотъ она, дурь то!.. Тутъ люди умитраютъ, а онъ — подлость! И глазъ теперь не кажетъ.

Кириллъ Семенычъ растревожился, поднялъ на лобъ очки и забѣгалъ по каморкѣ.

— Подлость!.. Такъ ты орудуй, бейся съ ей!.. Король какой!.. Ты устраивай, какъ бы лучше притрафляй…

Онъ бѣгалъ по комнаткѣ, точно его что подняло вдругъ. Странно было видѣть, какъ этотъ человѣкъ, пробывшiй на тяжелой работѣ

столько лѣтъ, пережившiй суровые уроки жизни, сохранилъ въ душѣ столько свѣжихъ порывовъ и безсознательныхъ надеждъ на то хорошее, во что, въ концѣ концовъ, должна отложиться жизнь.

— А-ахъ… Не могу я тутъ сидiть… Померъ!.. а!.. Нѣтъ, на улицу пойдемъ… Я Сократку встряхну, я его!.. Пойдемъ!

Кириллъ Семенычъ сорвалъ картузъ и, какъ пуля, вылетѣлъ на улицу.

— Знаю я, гдѣ онъ… знаю!..

Переулками выбрались къ Устьинскому мосту, и Сеня понялъ, что они идутъ къ „Хитрову рынку“. Вотъ и темная площадь, и тусклые глаза каменныхъ чудовищъ. Поднялись по лѣстницѣ, нащупали дверь, и Сеня узналъ квартирку и хромого хозяина.

— Сократъ здѣсь ночуетъ? — спросилъ Кириллъ Семенычъ.

— Нѣтъ его, не пущаю… Никакъ знакомый паренекъ-то?.. Выправился…

— А не слышно, литейщикъ гдѣ ночуетъ?

— А кто его знаетъ. Вчера ломился, вытолкали… съ полицiей сняли. Ужъ такой скандалистъ. Некогда мнѣ тутъ, крючочникъ сковырнулся, — въ больницу его надо сейчасъ…

Сеня и Кириллъ Семенычъ прошли за перегородку. Крючочникъ лежалъ въ углу, накрытый какой-то дерюжкой. Лицо его почернѣло. Рядомъ стоялъ табуретъ съ крючками и щипчиками: очевидно, крючочникъ работалъ до последняго часа.

— А вотъ и я! — раздался сзади густой басъ.

Всѣ обернулись. Въ дверяхъ, покачиваясь, стоялъ Сократъ Иванычъ. На немъ была синяя рубаха и опорки. Одутлое лицо съ ненавистью глядѣло на хозяина ночлежки.

— Сократъ иванычъ! — вскрикнулъ Сеня.

— Онъ самый… Сократъ Иванычъ… Хор-рошъ? Свободнымъ гражданиномъ…

— Опять заявился?.. Духу чтобъ твоего не было!

— Молчи! я твою квартиру не нарушаю… Молчи, хромая крыса! Знакомыхъ своихъ увидалъ и хочу разговаривать… Что?.. Полицiю?.. Хошь весь полкъ!.. Бери меня на штыки!.. „За свободу и за счастье цѣпи я свои отдамъ!..“ Я теперь всю неправду постигъ!.. Студенты какъ?.. Сенька!

— Семеновъ померъ, — сказалъ Сеня.

Литейщикъ отшатнулся, и глаза его остановились.

— По-меръ? — глухо сказалъ онъ. — Кто померъ?

— Семеновъ студентъ… кто?!. — строго сказалъ Кириллъ Семенычъ. — На голодѣ лѣчимши, померъ.

— На го-ло-дѣ?.. — Онъ прислонился къ перегородкѣ. Его рука сдѣлала неправильный жестъ и упала.

— Ошалѣлъ, — скзалаъ хромой. — И самъ сдохнешь!

— Ты!! — страшнымъ голосомъ крикнулъ литейщикъ. — Хромой!.. Сдохнешь!!. Сдохну… я!.. туда мнѣ и дорога!.. Я!.. А они… ни-ни!.. не позорь!!. Онъ… предсталъ!.. предсталъ, какъ… свѣча!.. По-меръ…

Онъ схватилъ себя за воротъ, рванулъ, и рубаха затрещала сверху до низу.

— Сократъ!.. да ты сбѣсился?!. — испугался Кириллъ Семенычъ.

— О-охъ… — застоналъ крючочникъ за перегородкой.

— Уйдемъ, Сократъ… вишь, человѣкъ отходитъ…

Литейщикъ посмотрѣлъ на крючочника и, покачиваясь, подошелъ.

— Дядя Максимъ!.. Ты это что?.. Ужели помираешь?.. Дядя Максимъ! Ты меня прости, Христа ради… царство тебѣ небесное, вѣчный покой… Дядя Максимъ!..