В новую жизнь
Шрифт:
Дальше и дальше шелъ Сеня въ этомъ царствѣ желѣза. И вездѣ — мускулы, потныя черныя лица и хрипъ человѣческой груди; и вездѣ сдавалось желѣзо подъ грохотъ и лязгъ.
— Вотъ онъ трудъ, — думалъ Сеня. — И они ждутъ его, просятъ и молятъ, днями стоятъ у воротъ заводовъ…
Огнемъ и жаромъ, миллiонами искръ встрѣтило Сеню литейное отдѣленiе. Да, здѣсь было подземное царство. Вагранка [Плавильная печь. (Примечание автора)] гудѣла, точно грозила лопнуть и пожечь всѣхъ жидкимъ металломъ. Слѣпило глаза отъ текучей, бѣлой струи чугуна, сыпавшей
— Вы это… здравствуйте, — отрывисто сказалъ онъ, бѣгло окинувъ Сеню скользящимъ взглядомъ. — Не задохнитесь… Рай здѣсь у насъ.
Загудѣлъ свистокъ со двора, и разомъ все стихло, только вагранка гудѣла.
Литейщикъ сбросилъ фартукъ и рукавицы, сдернулъ очки, и на Сеню взглянуло усталое, потное лицо.
— Видалъ адъ-то нашъ?.. Вотъ онъ трудъ-то… Дьяволы такъ въ аду не работаютъ…
Онъ выпрямился и потянулся съ глубокимъ вздохомъ. Худой и высокiй, какъ жердь. Молодой рабочiй подошелъ къ нимъ. Что-то знакомое показалось Сенѣ въ его сѣрыхъ, подмаргивающихъ, умныхъ глазахъ. Онъ пристально оглядывалъ Сеню, точно спрашивалъ: зачѣмъ ты пришелъ?
— А вѣдь вы знакомы, — сказалъ литейщикъ. — Кириллъ говорилъ… Въ мастерской жили…
— Вася!.. Вы это?..
— Да, я… А я васъ узналъ, хоть вы теперь и въ другомъ видѣ… какъ баринъ, — сказалъ тотъ, иронически оглядывая чисто одѣтаго Сеню.
Этотъ тонъ заставилъ Сеню задуматься.
— Каждому своя дорога, — скзаалъ литейщикъ. — Ежели всѣ въ господа выйдутъ, на заводахъ некому работать будетъ.
— Мнѣ бы хотѣлось поговорить съ вами и съ вами, — скзаалъ Сеня. — Пойдемте вмѣстѣ.
— Что жъ, идемте…
— Вотъ что… Мнѣ показалось, что вы… извините, если я ошибся, — вы недружелюбно смотрите на меня, чуждаететсь… Вы считаете меня не своимъ. Мнѣ тяжело сознавать это… Почему это такъ?
Литейщикъ и Вася молчали. Кириллъ Семеновичъ былъ мраченъ.
— Почему такъ?.. Потому что я не въ вашемъ платьѣ?.. Потому что я не дѣлаю той именно работы, что и вы?…
— Нѣтъ не потому. Вы отдѣлились отъ насъ. У васъ другая дорога… Будете хорошее жалованье получать, мало работать… Много вѣдь такихъ. А ужъ наши нужды не интересны вамъ будутъ… Я вѣдь не обидѣлъ васъ…
— Сократъ! — крикнулъ Кириллъ Семенычъ. — Какъ ты можешь такъ разсуждать? по какому поводу?.. Экой ты сталъ склизкiй!.. За что ужъ человѣка-то обижать?.. И ты-то Васька, тоже… Тутъ-то вотъ у васъ мало еще…
— Вы ошиблись, — скзаалъ Сеня. — Я работалъ не меньше васъ. Я ночи просиживалъ, готовился къ еще болѣе трудной и полезной работѣ. И не для себя я это, какъ вы думаете…
Литейщикъ молчалъ и шагалъ, опустивъ голову.
— Плановъ моихъ вы не знаете, а уже бросаете упрекъ. Помните вы лекцiю… лѣтъ шесть назадъ?.. Ну вотъ… Помните, какъ вы были растроганы и потрясены?.. Можетъ быть, эта лекцiя и васъ заставила думать, взяться а книжки, читать, разбираться, надѣяться…
— Вѣрно… это вѣрно…
— Ну, вотъ. А вѣдь профессоръ молотомъ не работалъ, но зато дни и ночи работалъ въ своемъ кабинетѣ и лабораторiи. Развѣ онъ ничего не сдѣлалъ для народа?..
— Ну, вотъ… что вы… конечно…
— Хорошо. Теперь обо мнѣ. Я выбралъ… вѣрнѣе меня направили по той же дорогѣ. Я работалъ
Не удастся мнѣ попасть въ университетъ, я уйду въ народъ, въ деревню, принесу туда мои знанiя… Вѣдь народъ не только рабочiе на заводахъ и фабрикахъ… а миллiоны крестьянъ!.. Вѣдь они бьются съ нуждой, они темны, они нуждаются какъ разъ въ томъ также, что есть у меня, — въ знанiи. А развѣ Прохоровъ, котораго вы знаете, и который уѣхалъ въ село врачомъ, развѣ онъ не служитъ народу?.. А Семеновъ, который жизнь свою положилъ… который…
— Постойте, — крикнулъ литейщикъ, остановившись и взявъ Сеню за руку. — Не надо… я знаю… знаю… Простите меня…
— Всегда ты вотъ такъ, какъ бѣшеный… и ты тоже, Васька, — сказалъ съ укоризной Кириллъ Семенычъ. — Радоваться надо, что человѣкъ новый вышелъ. — Лучше что ли, ежели бы изъ него литейщикъ вышелъ… Ихъ и такъ много… А науку ты не тронь!..
— Вы ужъ не попомните, глупость вышла. Знаете, обидно вдругъ стало. Пришли вы чистый, бодрый такой, смотрите, а мы… Ну, и рѣзнуло, и все изъ головы вышло… Ожесточаетъ эта работа вѣчная.
— И меня-то вы… я тоже понимаю, — сказлаъ Вася.
— Ну вотъ… что вы… Я увѣренъ, мы будемъ друзьями.
Простились сердечно, крѣпко пожимали руки другъ другу.
— И вотъ какой серьезный сталъ человѣкъ, — сказалъ Кириллъ Семенычъ. — И все ждетъ чего-то… А душа у него добрая…
Глава XXV. Къ народу!
Пришла, наконецъ, долго жданная вѣсть. Манифестъ объявилъ великiя реформы: весь народъ призывался строить новую жизнь на новыхъ началахъ, создавать новые законы.
Кириллъ Семенычъ радовался, какъ ребенокъ. Сократъ Иванычъ ходилъ съ просвѣтленнымъ лицомъ. На Сеню желанная вѣсть произвела чрезвычайно сильное впечатлѣнiе. Тамъ, на родныхъ поляхъ, должна начаться работа, потребующая много силъ, труда и знанiй: одинъ съ своей темнотой народъ ничего не сдѣлаетъ. Неужели же ждать еще годы, потомъ засѣсть въ кабинетъ и медленно шагъ за шагомъ создавать будущее человѣческое счастье на основахъ науки? Жизнь зоветъ сейчасъ на работу, жизнь сейчасъ мѣняетъ свои формы. Нѣтъ, нѣтъ, ждать такъ трудно. Все сильнѣй и сильнѣй захватывала Сеню мысль идти къ народу, нести ему тѣ знанiя, которыя онъ уже имѣлъ. Пришла пора расплатиться за все, что получено отъ народа: вѣдь, въ сущности, на деньги народа получилъ онъ образованiе.
— Я тебя могу поздравить, — сказалъ профессоръ, когда Сеня сообщилъ ему о своихъ планахъ. — Иди и работай. Дѣла не мало будетъ. Твои агрономическiя знанiя достаточны, иди… Я постараюсь тебѣ помочь въ этомъ.
Въ концѣ апреля профессоръ получилъ отъ агронома N-го земства, своего бывшаго ученика, письмо. Тотъ обещалъ, что мѣсто обезпечено, и что онъ радъ имѣть дѣльнаго помощника.
Передъ Сеней открывалась полезная, хотя и трудная дорога. Но онъ не страшился труда, онъ увѣренно шелъ на новую жизнь. Всегда и вездѣ онъ видѣлъ работу: работала его семья, и онъ самъ на поляхъ подъ солнцемъ, на фабрикѣ, въ мастерской; работали студенты, Василiй Васильичъ, Кирилла Семенычъ, литейщикъ, всѣ… и работали въ тяжелыхъ условiяхъ. А теперь надежда впереди: жизнь перестраивается по новому.