В облупленную эпоху
Шрифт:
— Вы не волнуйтесь, — сказал он мягко. — Должна Антонина дежурить… Она вам поможет поселиться, — Боря улыбнулся. — Если я попрошу…
Мы вошли в гостиницу, и я увидел в окошке серое, отечное лицо дежурного администратора. На кончике носа еле-еле держались очки, морща хрящеватый нос, раздувая ноздри, округляя брови, Антонина пыталась подтянуть очки к переносице. Боря прилип к окошку. Откуда-то из темноты выступила заплаканная женщина с чемоданом, встала за ним.
— Давай паспорт, — отвалив от окошка, сказал Боря, — ко мне
Я сказал, что забыл свою сумку в ресторане.
— Завтра возьмешь, — отмахнулся Боря, — не волнуйся…
Я сказал, что вовсе не волнуюсь, вот только паспорт, он-то в сумке. Мы с Борей посмотрели на закрытую дверь ресторана.
— Закрыли, — сказал Боря, — закрыли и ушли. Что делать?
Я подумал и сказал, что, может быть, попросить кого-нибудь открыть.
— Кого?! — Боря пожал плечами. — Вот что, давай через кухню, со двора, кто-то там должен еще быть…
Полная луна была близка, ярка, чуть зеленовата. Под ее светом по улице прошли, ступая в ногу, две шеренги: держащиеся за руки, плечом к плечу, девушки и парни со сползающими с плеч пиджаками. Обе, словно отрабатывали такой поворот неоднократно, свернули перед входом в парк направо и удалились: только шарканье подошв и перестук каблучков остались у гостиницы.
— Чем ты болел? — спросил Боря, когда мы зашли за угол, в черную тень.
Я сказал и напомнил, что этим болею и сейчас.
— А я думал, — сказал Боря, — если человек сознает, что он этим болен, то он вовсе не болен… Слушай, а ты… — и он замолчал.
Я похлопал Борю по плечу: мол, не стесняйся.
— Ты ответственен за свои поступки? Я имею в виду — перед законом? — Сказав это, Боря как бы стал меньше ростом. Я ответил, что мне не приходилось попадать в такие ситуации, но судить меня нельзя.
— В этом что-то есть, — поджал губы Боря. — Ты не обижаешься?
Я ответил, что не обижаюсь, и мы оказались на засыпанном щебенкой дворе. Под навесом над входом в кухню ресторана, в дрожащем свете фонаря, какие-то сутулые грузили в фургон ящики с пустыми бутылками.
— Здорово, Борис, — кивнул один из них Боре. — Не хватает?
— Здорово, — отозвался Боря. — Вот, — указал он на меня, — в зале сумку забыл, а в сумке паспорт. Без паспорта не селят!
Один из сутулых кивнул и придержал дверь, за которой я увидел темно-красной краской выкрашенные стены, уходящий в глубь темный коридор. Боря похлопал по стене в поисках выключателя, и коридор осветился. Мы прошли несколько шагов, вместе с коридором сделали крутой поворот, ноги Бори разъехались на скользком кафельном полу, он упал, ударившись затылком.
Я спросил, все ли с ним в порядке, но Боря не ответил, а когда я наклонился к нему, то обнаружил, что он без сознания. В этот момент от двери окликнули:
— Борис!
Пока я соображал, что же делать дальше, свет в коридоре погас, дверь закрылась, лязгнул навесной замок. Я отправился
Я поднял сумку, и тут со мной произошло то, чего я обычно боялся: откуда-то, быть может, от той самой стены, где в темноте так же, как и при свете, ярилось гостеприимством трио в кокошниках, ко мне устремилась ярчайшая вспышка, за которой, в соответствии со всеми физическими законами, запаздывая, летел невыносимый, лиловый многоголосый грохот, толкнувший в продавленное, из искусственной кожи, кресло, заставивший зажмуриться. И вспышка и грохот длились мгновение, но когда я открыл глаза, то заметил, что полосы лунного света значительно удлинились.
Я подумал, что надо бы разыскать Борю, выбросил из вазочки на столе букетик поникших ромашек, выпил залпом холодную и горькую воду, поднялся и нашел Борю сидящим на разделочном столе: болтая ножками, он грыз капустную кочерыжку, над ним гудела и мигала одинокая лампа дневного света.
— Ну, и попал же я с тобой в переплет, — сказал Боря, с хрустом откусывая от кочерыжки, осторожно, кончиками пальцев ощупывая затылок.
Я спросил — не знает ли он, который час. Боря только пожал плечами. Лампа дневного света мигнула и погасла, я достал из сумки фонарик и универсальную японскую отвертку в футляре.
— А ты сейчас женат? — спросил Боря. Я ответил, что формально да, но фактически нет, так как с женой не живу, и предложил попытаться выбраться.
— Делай, что хочешь, — сказал Боря, — только мне ни в коем случае нельзя в милицию. Если я туда попаду, то они вместо того, чтобы дать мне уехать по вызову, с превеликим удовольствием отправят меня на зону. Им нужен только повод. Ты понимаешь?
Я не понял, о каком вызове он говорит, но сказал, что мне тоже не хочется в милицию, порылся в сумке, достал пачку сигарет и спички, мы закурили.
— А вот я так и не женился, — сказал Боря, с шумом выпуская дым, — как-то не успел, как-то разбросался… — Он помолчал и предложил:
— Хочешь расскажу про свой последний роман?
Я сказал, что послушаю с удовольствием, но после того, как мы покурим, нам надо будет все-таки выбираться.
— Конечно, конечно, — согласился Боря, — но ведь одно другому не мешает… Она была женой одного крупного деятеля. Когда-то мы с ней работали вместе, правда, недолго. Потом она вышла замуж, родила дочь, потом сразу сына и стала домохозяйкой. Потом снова начала работать, но уже не на старом месте, а там, куда ее устроил муж, где-то что-то продавала за границу или покупала там, точно не знаю…