В объятиях демона
Шрифт:
А вот Лагранж такой же радости, как и его друг, отнюдь не разделял. Это сообщение разбудило его еще рано утром, пока они с Лерой мирно спали в одной кровати, потому что опять до позднего вечера смотрели телевизор. Алексу казалось, что она что-то чувствует — девушка в последнее время была очень беспокойной — она отвратительно спала, постоянно задавала какие-то дурацкие вопросы ему, на которые сам парень периодически раздражался, ходила грустной и подавленной. И сама же не могла это объяснить, когда Алекс спрашивал, и поэтому ему казалось, что у нее есть какое-то нехорошее предчувствие на этот счет. Он волновался за нее едва ли не больше, чем за самого себя. Беременность Леры была сейчас так не вовремя, но он искренне старался этого не показывать — просто всячески заботился,
Он не представлял себе, как это все теперь может закончится, и по спине уже сейчас бежал холодный пот, а противный, липкий страх забирался к нему в самую душу, окончательно поселяясь там. Но он ведь не виноват — Алекс не считал себя виноватым во всем происходящем. Периодически наступали моменты просветления, когда светловолосый думал о том, для чего он вообще все это делает. Ему казалось, что он просто помешался и, на самом деле, так оно и было. Он просто псих, который не может отдавать себе отчета в своих действиях, не может контролировать ситуацию, не может держать себя тогда, когда нужно. У него ехала крыша. Окончательно, бесповоротно ехала, сметая все на своем пути. Но периодически возвращаясь обратно!
Раньше все было не так серьезно — раньше он мог контролировать свою агрессию и жажду насилия, в чем ему очень сильно помогала Валерия. Она была с ним практически круглосуточно и терпела то, что он иногда вымещал на ней. Девушка всегда была очень тонким, чувствующим человеком и понимала, когда Алексу плохо. Терпела она правда долго. Раньше любая склока, любой непонравившийся Алексу жест мог закончится криками, ссорой, руганью, иногда — ударом, но почему-то девушка чувствовала, что он не специально. Что он не может себя контролировать в этот момент, а его тело будто бы не в распоряжении его разума. Она не злилась. Спокойно обнимала его, успокаивала и старалась сделать так, чтобы все было в порядке, чтобы он пришел в себя и немного отошел от очередной вспышки агрессии. Сложно даже представить, насколько благодарен ей был Лекс, когда отходил от всего, успокаивался. Он потом крепко обнимал ее всегда, до самого утра, и никогда не спал. Просто прижимал к себе, гладил ее кучерявые волосы и настолько нежно целовал, что девушка всю ночь жалась к нему, так и льнула, чтобы оказаться как можно ближе.
Но сейчас все поменялось. Поменялось ровно с того момента, как Алекс впервые убил. На самом деле, это произошло практически случайно, очень спонтанно, он к этому даже не готовился. Они все вместе отдыхали в загородном коттедже у Костомаровых, вместе с другой компанией и почти доброй половиной института. Алекс был пьян в смерть, Лера заболела, а вокруг было слишком много красивых девушек, чтобы один раз не поддаться соблазну, тем более, когда вокруг столько симпатичных девчонок. Они вышли с одной из них в небольшой летний домик, несмотря на то, что была весна и там не отапливали, и провели просто чудесное время вместе, практически всю ночь. Вот только потом эта особа оказалась, видимо, не очень далекой, решив, что она спокойно может шантажировать этим Лагранжа, угрожать, что расскажет все Валерии, что сможет доказать, если та не поверит. А как раз Царевой то рядом и не было, чтобы успокоить разбушевавшегося молодого человека. Разделочный нож как-то сам собой оказался в его руках, он мало что помнил именно с момента убийца — помнил только падение ее тела, несколько ножевых ранений ей в живот, и сам нож в его окровавленной руке. Стало так страшно тогда. Практически как было сейчас — страх того, что раскроют. Он дождался, пока все окончательно улеглись, и вытащил ее тело из этого домика, дальше — в машину и из поселка, благо не так далеко был водоем, где благополучно можно было избавиться от тела. Никто не заметил — все действительно были уже упитые и пьяные. После, внушить Давиду о том, что Лагранж не менее пьяный, чем сам Месхи, спал рядом с ним на диване, не составило ни малейшего труда.
А после ему понравилось. Он чувствовал удовлетворение после убийства. И перестал в один момент
Сначала была Наташа. О, черт возьми, это был отдельный экземпляр. Когда Лагранж слушал про страдания Вити по ней, ему хотелось только треснуть его, потому что надо брать и делать, если нравится. А сама девушка раздражала его так сильно, что однажды на первом курсе он ее чуть не задушил. Это был серьезный приступ, очередной, когда брюнетка начала зарываться на его друга о том, какой он неудачник. Лекс сорвался. Его оттащили. Но история повторяется, более того, повторяется не в самом лучшем для контексте Наташи. Лагранж устал смотреть на страдания друга, а также устал выискивать случайных жертв. Хотелось конкретики. И он ее получил, потому что решение по судьбе девушки пришло ему быстро — еще в самом начале дня он знал о том, что это случится.
Интересно, какого это, смотреть своей жертве прямо в глаза, когда она улыбается тебе, а ты ей в ответ, зная о том, что сегодня ты — палач, и ты ее уже приговорил? Лекс знал об этом не понаслышке, потому что в этот раз это была его история. И здесь он выступал палачом. Жестоким и беспощадным. Блондин прекрасно помнит это облегчение, которое плескалось в глазах Наташи, когда она увидела его, идущего за ней. И помнит, как это облегчение сменилось страхом, когда девушка увидела, как молодой человек достает нож…
Алекс четко понимал то, что он получает от убийств гораздо больше и это временно позволяет ему избавляться от своих вспышек агрессии. Иногда становится совсем невыносимо, и ему кажется, что он слышит голоса внутри. Тогда он кричит. Уезжает и кричит, не зная, что ему делать дальше. Он не хочет им следовать, но он не может. Голова разрывается даже сейчас от боли, а сознание целиком и полностью поглощает страх.
Надя же была просто полнейшей дурой. Как можно было выйти с практически незнакомым парнем в два часа ночи куда-то? Именно в тот момент Алекс перестал быть осторожным. Он хотел куда-то выплеснуть из себя всю эту дрянь настолько сильно, что парень даже не задумался о возможных последствиях. Впрочем, именно отсюда этот самый клубок потихоньку и начали разматывать. Но Алексу было ее ни капельки не жалко. Она билась, кричала, что она ни в чем не виновата, но у него внутри не дрогнуло абсолютно ничего. Да и не должно было — она ведь просто очередная.
Гончарова стала отдельным экземпляром в его копилке. Алекс считал ее не меньшей идиоткой, нежели Надю, а может быть даже большей. Это же насколько нужно быть глупой, чтобы самостоятельно написать записку, передать ее через какого-то первокурсника и сидеть, дрожать и надеяться на то, что никто не поймет, что это она. Алекс сразу понял. По почерку сначала, а после внимательно наблюдал за ней на протяжении всего дня, чтобы не ошибиться. Но нет — она сидела и тряслась, как осиновый листочек на ветру, это было видно невооруженным глазом. Это могло вызывать лишь злобную усмешку, не более того. Но от свидетелей нужно было избавляться. Если бы Яна не сунула свой милый носик туда, куда ей бы не следовало, она была бы в порядке. Иногда любопытство до добра действительно не доводит.
А теперь Давид сообщает ему о том, что единственный свидетель выжил. Если честно, для самого Лагранжа это звучало, как приговор. Он сейчас все понимал, отдавал себе отчет обо всем, но у него категорически не было времени ни на что. Еще Лера так сладко сопела у него под боком… Лекс еще раз внимательным взглядом окидывает свою девочку, которая видит десятый сон и даже не подозревает о том, что происходит прямо сейчас.
— Лерочка, просыпайся. — тихо шепчет он ей, целуя в лоб и осторожно погладив ее по щеке. Он не мог даже смотреть на нее спокойно, постоянно отводил глаза, старался не встречаться с ней взглядом.