В объятиях наследницы

Робинсон Мэгги

Тем не менее, она не могла представить, как Чарлз будет справляться с хрупкой раззолоченной французской мебелью в Роузмонте. Им придется все продать. Тетя Грейс будет выть и стенать…

– Почему вы хмуритесь? Ведь вам положено быть на седьмом небе от счастья, – укорил ее Чарлз.

– Я счастлива. Просто я начинаю думать как хозяйка дома.

– Что ж, тогда прекратите. Мне больше нравится, когда вы улыбаетесь.

Луиза подарила ему улыбку. Это вышло само собой, стоило только взглянуть в его прекрасное лицо. Он был куда красивее, чем

Максимилиан Норвич, которому, выходит, теперь незачем умирать.

– О господи!

– Опять?

– Что мы скажем моим родным насчет вашего имени после того, как поженимся по-настоящему? Вы не можете всю оставшуюся жизнь жить под чужим именем.

Чарлз откинулся на спинку скамьи, по-прежнему не выпуская ее руки.

– Моя дорогая, скажите им, что это была мистификация. Что они были с вами так жестоки, что вам пришлось придумать Макса, чтобы поставить их на место. Вы должны быть с ними честны.

Луиза проглотила комок в горле, представив, в какой ярости будет Грейс.

– Думаю, нам сначала нужно пожениться. Тогда тетя не сможет отправить меня в приют для умалишенных. Вы не дадите.

– А мог бы. Если вы меня вынудите.

– Чарлз! – Луиза не ошибалась насчет этого призывного, жаркого взгляда, который он ей подарил. Ясно, что именно ей следует делать – и она сделает это с превеликой охотой, – чтобы держать его на своей стороне.

– Давайте тревожиться из-за этого тогда, когда придет время. Лулу, у вас мурашки на коже. Идемте в дом и посмотрим, не остались ли в наших комнатах какие-нибудь докучные вредители. Кроме Кэтлин, разумеется.

Она не стала возражать даже против того, чтобы он звал ее Лулу и впредь. Что с ней такое?

– Я передам, как вы ее назвали.

– Сделайте одолжение. Ужасно хочется посмотреть, сдержит ли она обещание не бить меня больше по голове. – Он обнял ее и поднял со скамьи.

Уже совсем стемнело. Из окон первого этажа Роузмонта струился ослепительный свет, отбрасывая очертания ярких треугольников на серо-зеленую траву. Луиза видела, как слуги накрывают столы к ужину. В центре суеты стоял Гриффит, следя за тем, чтобы все было идеально. Как правило, к воскресному ужину накрывали поскромнее, но это не означало, что серебряные приборы оставались в своих бархатных гнездах.

Стеклянная дверь в западном крыле здания скрипнула и отворилась. Странно. В оружейной не было света, однако Луизе показалось, что она видит темную фигуру, которая стоит на лужайке. Она собиралась спросить у Чарлза – может быть, он тоже заметил? Но не успела она открыть рот, как раздался резкий треск, свистящий звук – и голова Ягненочка взорвалась у них на глазах, засыпав дорожку гранитными осколками.

Чарлз дернулся назад, увлекая Луизу за собой на землю. Перевернувшись, закрыл ее своим телом. Бедняга. То же самое он сделал с той безобразной теткой, квартирной хозяйкой, когда лопнул клапан у автомобиля Луизы.

– Все в порядке, Чарлз. Со мной все в порядке, – сказала она успокаивающим тоном. Он навалился на нее мертвым грузом.

Он был неподвижен. Слишком неподвижен. Луиза дотронулась до его виска, и перчатка окрасилась во что-то темное.

Кровь.

Чарлза застрелили. Ее крика было достаточно, чтобы сбежались все слуги, но пробудить Чарлза к жизни она не могла.

Глава 35

Нет. Нет. Нет. Этого не могло случиться. Всю жизнь Луиза сочиняла истории, в которых все было по-другому. Родители не погибали, а тетя была доброй и заботливой. Хью не дергал ее за волосы и не подсовывал в постель пауков.

Поэтому Чарлз не лежал в ее постели неподвижный, точно сама смерть, с рваной раной повыше левой брови. Не посылали за доктором Фентрессом, чтобы ее зашить. Луиза не прижимала кусок чистой ткани ко лбу Чарлза, чтобы остановить кровотечение.

Напротив. Они с Чарлзом все еще сидели на скамейке сада, сжимая друг друга в объятиях, облекая признания в любви в совершеннейшие из фраз, если не были заняты совершеннейшими из поцелуев. Говорили о скорой женитьбе. А через минуту встали бы и пошли к дому совсем по другой тропинке, где не было ни выстрелов, ни разлетевшихся на куски потешных статуй. Они сидели бы за дружеским ужином в кругу родных, где не было бы и тени осуждения.

Когда Луиза была маленькой девочкой, она складывала ладошки перед собой и закатывала глаза так, что была готова наяву увидеть иную жизнь, которую выдумала сама. С ресниц Луизы скатилась слеза, и она побыстрей смахнула ее. Сейчас не время спасаться в сказочной стране!

За ее спиной стояли Робертсон и Кэтлин. Именно Робертсон прибежал к Луизе первым, подхватил Чарлза, как будто пушинку, и отнес наверх, в их покои. Горничные все еще были вооружены чистящими растворами и тряпками, но Кэтлин отослала их прочь.

– Почему он никак не очнется?

– Терпение, мисс Луиза. У него замечательная крепкая голова, как мы уже знаем. Дайте ему время. Уверена, что с ним все будет хорошо. Когда очнется, будет как новенький. Даже еще лучше.

Но маленькая речь Кэтлин не могла обмануть Луизу.

– А если нет? Что, если он меня не узнает? Или забудет, кто он вообще такой?

– Вы прочли слишком много книжек. Потеря памяти бывает куда реже, чем внушают нам их авторы. Если хотите знать мое мнение, так им просто лень придумывать хороший сюжет.

Мнение Кэтлин Луизу не интересовало. Слишком глубока была рана на ее сердце, чтобы обсуждать дешевые романы.

– Что могло задержать доктора Фентресса?

– Бедняга приехал домой всего пару часов назад. Нелегко это – быть в услужении у Роузмонта двадцать четыре часа в сутки. Ваша тетя держит его на коротком поводке.

– Может быть, ему стоит поселиться здесь? – До недавнего времени тетя Грейс совсем не болела, но доктора держали уже долгие годы. Если у них был роман, то в их возрасте давно пора было бы его узаконить.