В объятьях демона
Шрифт:
Тан поклонился и поехал дальше. Через минуту мы припарковались возле подъезда многоэтажного дома. Он открыл мне дверь, помог выйти.
– Ух ты! – первый раз я видела такой высокий дом, казалось, последние этажи его касались неба.
Высоко задрав голову, принялась считать, но на двадцатом этаже сбилась и начала заново. Тан подошёл уже к подъезду. Заметив, что меня рядом, он остановился:
– Ты идёшь? Что застряла?
– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь… - считала я.
– Тридцать пять, - оборвал меня Тан.
– А теперь идём?
Швейцар уже открыл большую стеклянную
– Добрый день, господин Тан, - начал швейцар, - не знаю, как вас и благодарить, если бы не вы, страшно подумать, что бы могло произойти!
– кланялся он Тану.
– Ничего, Али, не стоит благодарности.
Мы вошли в подъезд. Такое я видела только в голливудских фильмах. Кругом был мрамор и зеркала. Лифт не уступал подъезду, а размером он был с нашу комнату в общежитии.
– Только не говори, что тридцать пятый, - улыбнулась я Тану, как только за нами захлопнулась дверь лифта.
– Почти угадала, - улыбнулся он в ответ и нажал тридцать четвёртый этаж.
– Тебя здесь все любят. Видимо, спасать жизнь людей – твоя привычка, - продолжала я.
– Скорее, моё жизненное кредо.
Пока мы ехали в лифте, вспомнила историю из детства, когда прокатилась на нём первый раз. То был семнадцатый этаж. Выше я уже никогда не поднималась. И вот сейчас еду на тридцать четвёртый. Мама бы точно не поверила, если бы я ей рассказала. В нашем посёлке есть только пятиэтажки. И они кажутся высокими. Вспомнила маму и невольно улыбнулась. Я заметила, когда мне хорошо, всегда вспоминаю родителей и своё детство. Может быть, потому, что только в детстве человек беспредельно счастлив. Жаль, что понимает он это слишком поздно…
– Проходи!
– нарушил мои сладостные воспоминания Тан, открывая дверь квартиры.
Я же стояла как вкопанная и не могла сделать шаг.
– Проходи! Что застыла на пороге?
– Ты живёшь здесь один? – я поняла, что совсем ничего не знаю о парне, который мне нравится.
– Почти, - улыбнулся мне Тан.
– Почти? – переспросила я, наконец, решившись сделать первый шаг.
Много раз слышала модное слово «пентхаус», но в первый раз увидела, как он выглядит на самом деле. Огромная гостиная, куда мы попали сразу с порога, по площади была, наверное, как весь наш пятый этаж общаги вместе взятый. Да здесь можно было устраивать балы и кружить в вальсе, и ни одна из пар не столкнулась бы друг с другом. Комната была в светлых тонах, посередине же стоял огромный кожаный диван цвета кофе с молоком, на котором опять же мог уместиться весь наш пятый этаж, в смысле, его жители. Рядом с диваном огромная мраморная лестница вела на второй этаж. По стенам висели портреты людей, из которых я узнала только Тана в какой-то странной одежде. Было видно, что портрет был написан лет двести назад, не меньше. Но Тан выглядел на нём так же, как и сейчас. Высокий подвесной потолок подпирали белые колонны, которые ещё больше делали комнату похожую на дворец в стиле раннего классицизма. И замыкала этот чудо-интерьер люстра на полпотолка, свешивающаяся почти до половины комнаты.
– Садись на диван, я сейчас, - Тан показал жестом, куда мне садиться.
– А его? – спросила я про котёнка.
– Пусти на пол, Каан его не тронет.
– Кто?
Тан вышел из комнаты, оставив
Вдруг послышался странный шум, будто бы какое-то шарканье по полу. Через секунду в гостиную вбежал рыжий лабрадор. Я, только что недавно пережившая нападение собаки, испугалась и закричала. На шум прибежал Тан.
– Что случилось?
– Там собака, - я запрыгнула на диван и показывала пальцем на лабрадора, ласкающегося возле ног Тана.
– Это Каан, не бойся, он не тронет, - Тан трепал пса за ухо.
– Привет, дружище. Как? Скучал без меня?
Пёс же в ответ облизывал ему руки.
– Когда ты сказал, что живёшь не один, ты имел в виду его? – показывала я кивком головы на собаку.
– Ну, да. Мы живём вместе. Это мой единственный друг. Да, дружище? – Тан продолжал играть с собакой.
– Садись на диван, нужно сначала промыть рану.
Он вышел и через секунду принёс таз с тёплой водой и марлевые повязки. Тан поставил таз около меня, сам сел рядом на колени, и, нежно взяв мою руку, начал прикладывать к ней намоченную марлю. Я дёрнулась.
– Больно? – он подул мне на руку.
– Немного, - засмущалась я.
На самом деле, чувство боли перебивало другое чувство, намного сильнее и ощутимее - чувство страсти и неимоверного притяжения к человеку, который был рядом со мной. В тот момент я была благодарна котёнку за то, что он поцарапал меня. Ведь если бы не он, вряд ли бы сидела сейчас в квартире Тана, смотрела на него и таяла от его прикосновений. Такое чувство было у меня впервые. Еле-еле сдерживалась, чтобы не броситься к нему в объятия.
– Ну, всё, готово! – Тан нежно замотал мне бинтом руку. - Вот мазь, будешь мазать четыре раза в день. Дня через три от раны не останется и следа.
Я расстроилась, что всё так быстро закончилось. Тан поднялся с колен и отошёл в сторону:
– Тебе пора!
– сказал он, даже не посмотрев на меня.
– Но… - я хотела так многое ему сказать, но не знала с чего начать.
– Я отвезу тебя обратно в парк!
Он посмотрел на ковёр, возле дивана, где бок о бок спали его пёс и маленький пушистый комочек:
– Его заберёшь или оставишь здесь?
– А можно? Оставить? В общагу с животными нельзя.
– Хорошо, пусть остаётся. Назову его Василиса, - он улыбнулся.
– А если это мальчик?
– Значит, будет Василием.
Всю дорогу обратно мы ехали молча. Я несколько раз пыталась начать разговор, но не могла и языком пошевелить. Тан тоже молчал.
– Вот и приехали, - сказал он, остановив машину прямо напротив парка.
– Мы ещё увидимся? – набравшись смелости, наконец, спросила, глядя Тану в глаза.
– Надеюсь, что нет!
Я почувствовала, как ком подходит к горлу:
– Но почему?
– Ты знаешь, кто я! Какие ещё могут быть объяснения?!
– Тан не отрывал от меня глаз.
– Мне всё равно, кто ты! Я же сказала, что не боюсь тебя!
– Дело не в этом!
– Тан отвернулся к окну.
– Тогда в чём?
Он молчал, нервно стуча пальцами по рулю:
– Мы не можем быть вместе!
– Почему, не понимаю!
– мой голос дрожал.
– Мы не можем быть просто друзьями?