В одном лице
Шрифт:
— Не надо, — тихо сказал я ему через стол. Я всегда видел, когда Ларри старался перебороть себя: он начинал пучить глаза и раздувать ноздри.
Но теперь непонимание настигло корейских девочек.
— Что? — спросила Дон Хи.
— Она ненавидит, потом любит свое что? — спросила Су Мин.
Настала очередь Фуми хихикать; недоразумение с павлином осталось позади — японский парнишка явно знал, что такое вагина.
— Ну, понимаете, вагину, — тихо сказала Элейн корейским девочкам, но Су Мин и Дон Хи явно никогда не
— Боже — ну откуда появляются дети, — попыталась объяснить миссис Хедли, но неожиданно замолчала (вероятно, вспомнив аборты Элейн).
— Это где все происходит, ну понимаете, внизу, — сказала девочкам Элейн, но ничего не сделала при слове «внизу», не указала рукой на конкретное место.
— Ну уж прошу покорно — не все происходит там, — с улыбкой сказал Ларри; я видел, что он только начинает раскочегариваться.
— Ох, простите, я слишком много выпила и забыла, что тут молодые люди! — выпалила Хелена.
— Не волнуйся, милая, — сказал новой девушке Джерри дядя Боб; я видел, что Бобу нравится Хелена, совсем не похожая ни на кого из длинного списка предыдущих подружек Джерри. — Эти дети из другой страны, другой культуры; те вещи, о которых мы говорим здесь, совсем не обязательно служат темами для обсуждения в Корее, — запинаясь, объяснил Ракетка.
— Да едрить! — взорвалась Джерри, — Попробуйте уже другое долбаное слово!
Она повернулась к Су Мин и Дон Хи, все еще пребывавшим в неведении относительно значения таинственного слова.
— Киска, дырка, скважина, гильза, щель — пизда, господи ты боже мой! — крикнула Джерри; от последнего слова Элейн и даже Ларри поморщились.
— Джерри, прошу тебя — они уже поняли, — сказал дядя Боб.
И правда, лица обеих корейских девочек приобрели цвет чистой простыни или нелинованной бумаги; японский мальчик в целом держался, хотя «скважина» и «гильза» стали сюрпризом и для него.
— Есть где-нибудь в доме фотография — если уж не в энциклопедии? — язвительно спросил Ларри.
— А, Билл, чтоб не забыть, — вмешался Ричард Эбботт (я видел, что он пытается тактично перевести разговор с темы влагалищ). — Что насчет Моссберга?
— Чего? — переспросил Фуми испуганно; если уж «скважина» и «гильза» в качестве обозначений вагины привели его в замешательство, то слова «Моссберг» японец и вовсе никогда не слышал.
— А что насчет нее?
— Продать ее вместе с мебелью, Билл? Тебе же не нужна эта старая винтовка, да?
— Я придержу винтовку, Ричард, — сказал я ему. — И патроны тоже — если я когда-нибудь соберусь здесь жить, ружье на вредителей может пригодиться.
— Ты же в городе, Билли, — заметил дядя Боб. — В городе стрелять не полагается, даже по вредителям.
— Дедушка Гарри любил это ружье, — сказал я.
— Платья своей жены он тоже любил, Билли, — сказала Элейн. — Их ты тоже собираешься оставить?
— Не представляю тебя в роли охотника на оленей, Билл, — сказал Ричард Эбботт. — Даже
Но я хотел оставить у себя эту винтовку — и это было очевидно всем.
— На что тебе ружье, Билл? — спросил меня Ларри.
— Билли, я знаю, что ты не против секретов как таковых, — сказала Элейн. — У тебя просто не очень-то получается хранить секреты.
Элейн редко что-то скрывала от меня, но она знала, как хранить свои немногие секреты; мне же никогда не удавалось сохранить что-либо в тайне, даже если я очень старался.
Я видел, что Элейн понимает, зачем я хочу оставить винтовку. Ларри тоже догадался; он смотрел на меня обиженно, как будто молчаливо упрекал: «Как ты мог замышлять, что не позволишь мне позаботиться о тебе — как ты можешь умереть не у меня на руках, если соберешься умирать? Как ты мог даже подумать о том, чтобы сбежать и застрелиться, если заболеешь?». (Так говорил мне взгляд Ларри.)
Элейн смотрела на меня так же укоризненно, как и Ларри.
— Как скажешь, Билл, — сказал Ричард Эбботт; и он тоже выглядел обиженным — даже миссис Хедли, казалось, была разочарована во мне.
Только Джерри и Хелена перестали обращать на нас внимание; они трогали друг друга под столом. Видимо, обсуждение вагины отвлекло их от завершения нашего праздничного ужина. Корейские девочки снова перешептывались на своем языке; Фуми строчил что-то в блокноте размером не больше ладони. (Вероятно, он записывал слово «Моссберг», чтобы потом блеснуть им в мужском общежитии — к примеру, заметить: «Хотел бы я добраться до ее Моссберга»).
— Не надо, — в свою очередь тихо сказал мне Ларри.
— Билли, надо бы тебе повидать Херма Хойта, пока ты в городе, — сказал дядя Боб — как я вначале подумал, чтобы наконец-то сменить тему. — Я знаю, что тренер хотел бы переговорить с тобой.
— О чем? — спросил я Боба с плохо разыгранным безразличием, но Ракетка был занят; он наливал себе очередное пиво.
Роберту Фримонту, моему дяде Бобу, было шестьдесят восемь лет. В следующем году он должен был уйти на пенсию, но он сказал мне, что собирается продолжать работу в отделе по делам выпускников на добровольной основе, и, среди прочего, будет и дальше писать в журнал для выпускников «Вестник Ривер». Что бы кто ни говорил о «Воплях о помощи из отдела „Куда вы подевались?“», энтузиазм дяди Боба в выслеживании самых неуловимых выпускников академии принес ему популярность среди служащих отдела.
— О чем со мной хочет поговорить тренер Хойт? — предпринял я вторую попытку.
— Наверное, лучше тебе самому его спросить, Билли, — сказал неизменно добродушный Ракетка. — Ты же знаешь Херма, когда дело касается его борцов, он умеет держать рот на замке.
— А-а.
Кажется, это не самая удачная смена темы, подумал я.
В другом месте и в более поздние годы Заведение, предлагавшее «уход и заботу о пожилых», вероятно, носило бы название «Сосны» или (в Вермонте) «Клены». Но не забывайте, что оно было задумано и построено Гарри Маршаллом и Нильсом Боркманом; по иронии судьбы, ни один из них в нем не умер.