В одном лице
Шрифт:
Кое-кто, однако, умер в Заведении в тот самый день, когда я пошел навестить Херма Хойта, на выходных после Дня благодарения. На парковке возле здания стояла каталка с завернутым в простыню телом, а рядом несла караул суровая пожилая медсестра.
— Вы не тот человек, которого я жду, — сказала она мне.
— Простите, — ответил я.
— Еще и снег вот-вот пойдет, — сказала пожилая медсестра. — И мне придется закатить его обратно внутрь.
Я попытался перевести тему с покойника к цели моего визита, но — Ферст-Систер был все же маленьким городком —
— Тренер вас ждет, — сказала она. Объяснив мне, как найти комнату Херма, она прибавила: — Вы не особенно похожи на борца.
Когда я сообщил ей, кто я такой, она сказала:
— О, я знала вашу тетю и мать — и деда, разумеется.
— Разумеется, — сказал я.
— Вы писатель, — добавила она, не сводя взгляда с кончика своей сигареты. Я понял, что она выкатила тело наружу, потому что ей захотелось курить.
В тот год мне исполнилось сорок два; я прикинул, что медсестра по меньшей мере ровесница тети Мюриэл — то есть ей около семидесяти. Я согласился, что я тот самый «писатель», но, прежде чем я вошел внутрь, она спросила:
— Вы учились в Фейворит-Ривер, да?
— Да, я выпустился в шестьдесят первом, — сказал я. Я видел, как она изучает меня; конечно, она слышала обо мне и мисс Фрост — все старожилы Ферст-Систер знали эту историю.
— Тогда его вы, наверное, знаете, — сказала старая медсестра; она провела рукой над телом, привязанным к каталке, но не коснулась его. — Как по мне, он ждет не только здесь! — сказала она, выдыхая здоровенный клуб сигаретного дыма. На ней была лыжная куртка и старая лыжная шапочка, но перчатки она не надела — они помешали бы ей курить. Начинался снегопад — с неба уже сыпались отдельные хлопья, но пока их было слишком мало, чтобы припорошить тело на каталке.
— Он ждет этого придурка из похоронного бюро и одновременно ждет в этом самом! — объявила медсестра.
— Вы имеете в виду чистилище? — спросил я.
— Да — кстати, что это такое? — спросила она меня. — Это ведь вы у нас писатель.
— Но я не верю ни в чистилище, ни во все прочее, — начал я.
— Я вас не прошу в него верить, — сказала она. — Я спрашиваю, что это такое.
— Переходное состояние после смерти, — начал отвечать я, но она прервала меня.
— Вроде как всемогущий Господь решает, послать этого типа в Подземный мир или Туда, Наверх — кажется, что-то в этом духе? — спросила меня медсестра.
— Вроде того, — сказал я. Я с трудом припоминал, для чего предназначалось чистилище — кажется, для какого-то искупительного очищения. Душа в этом вышеупомянутом переходном состоянии после смерти должна искупить что-то, вспомнил я, но вслух этого не сказал.
— Кто это? — спросил я медсестру; повторяя ее жест, я провел рукой над телом на каталке. Она поглядела на меня, прищурившись; быть может, виной тому был дым.
— Доктор Харлоу — помните такого? Вряд ли Всевышнему придется долго раздумывать насчет него! — сказала она.
Я просто улыбнулся в ответ и оставил ее на парковке дожидаться катафалка.
Херм Хойт рассказал мне, что после выхода на пенсию доктор Харлоу переехал во Флориду. Но когда он заболел — у него нашли рак простаты, и оказалось, что он, как часто бывает, дал метастазы в кости, — доктор Харлоу попросил перевести его обратно в Ферст-Систер. Он хотел провести свои последние дни в Заведении.
— Не могу понять почему, Билли, — сказал тренер Хойт. — Его тут никто никогда не любил.
(Доктор Харлоу умер в семьдесят девять; я не видел лысого совоеба с тех пор, как ему было пятьдесят с чем-то.)
Но Херм Хойт просил меня прийти не затем, чтобы поведать мне о судьбе доктора Харлоу.
— Я так понимаю, вы получили известие от мисс Фрост, — сказал я старому тренеру. — С ней все хорошо?
— Забавно, то же самое она спрашивала о тебе, — сказал Херм.
— Можете передать ей, что я в полном порядке, — поспешно сказал я.
— Я никогда не просил ее рассказать мне интимные подробности — на самом деле мне вообще не хотелось бы ничего знать об этих делах, Билли, — продолжил тренер. — Но она сказала, что кое-что ты должен знать, чтобы ты не волновался за нее.
— Скажите мисс Фрост, что я актив, — сказал я ему. — И я пользуюсь презервативами с шестьдесят восьмого года. Может быть, она будет поменьше обо мне волноваться, если узнает об этом, — прибавил я.
— Господи, Билли, я слишком стар, хватит с меня подробностей! Просто дай мне договорить, — сказал Херм. Ему был девяносто один год, он был почти ровесником дедушки Гарри, но у Херма была болезнь Паркинсона, и дядя Боб рассказал мне, что у тренера какие-то сложности с одним из лекарств; вроде бы Херм должен был принимать его для сердца, как понял Боб. (Именно из-за Паркинсона тренер Хойт перебрался в Заведение.)
— Билли, я даже не буду делать вид, будто что-то понимаю, но Ал хотел — прости, она хотела, — чтобы ты кое-что знал. Она не занимается настоящим сексом, — сказал Херм Хойт. — Ни с кем, Билли, — она просто в принципе им не занимается. Она пережила кучу неприятностей, чтобы стать женщиной, но она не занимается сексом, ни с мужчинами, ни с женщинами, понимаешь, вообще. Она делает какую-то греческую штуку — она сказала, что ты поймешь.
— Интеркрурально, — сказал я старому тренеру.
— Точно, так она это назвала! — вскричал Херм Хойт. — Это когда ты просто трешься своей штуковиной между бедер другого парня — просто трешься и все, правильно? — спросил меня старый тренер.
— Я уверен, что СПИДом так нельзя заразиться, — сказал я ему.
— Но она всегда так делала, Билли, — она хочет, чтобы ты это знал, — сказал Херм. — Она стала женщиной, но перейти черту она так и не смогла.