В одном лице
Шрифт:
— Моя бабушка, — начал я, — и тетя Мюриэл…
Но мисс Фрост снова коснулась моих губ своими длинными пальцами
— Тс-с-с, Уильям, — прошептала она. — Ни к чему мне знать, что обо мне думают эти дамы. Мне гораздо интереснее послушать про твой проект с ежегодниками
— А, да это не то чтобы проект, — сказал я. — Я просто просматриваю фотографии борцов, по большей части — и тех спектаклей, которые ставили в Клубе драмы.
— Вот как? — спросила мисс Фрост несколько отстраненно. Почему у меня возникло ощущение, что она то начинает
«Только в своем воображении, — ответила она ему почти кокетливо. — В молодости — постоянно».
— И до какого года ты дошел, Уильям — до какого выпуска? — спросила мисс Фрост.
— Тысяча девятьсот тридцать первого, — ответил я. Ее пальцы оставили мои губы; теперь она касалась воротника моей рубашки, как будто что-то в этой рубашке с воротником на пуговицах тронуло ее — возможно, сентиментальные воспоминания.
— Ты уже так близко, — сказала мисс Фрост.
— Близко к чему? — спросил я.
— Просто близко, — ответила она. — У нас мало времени.
— Пора закрывать библиотеку? — спросил я, но мисс Фрост лишь улыбнулась; затем, как будто размышляя, посмотрела на часы.
— А что плохого в том, чтобы сегодня закрыться немного пораньше? — неожиданно сказала она.
— Конечно, почему бы и нет? — сказал я. — Все равно здесь больше никого, кроме нас. Вряд ли Аткинс вернется.
— Бедный Том, — сказала мисс Фрост. — Уильям, он не в меня влюблен — Том Аткинс сохнет по тебе!
В ту же секунду я понял, что это правда. «Бедный Том», как я теперь начал называть про себя Аткинса, вероятно, почувствовал, что мне нравится мисс Фрост; наверное, он ревновал меня к ней.
— Бедный Том просто шпионит за мной и за тобой, — сказала мне мисс Фрост. — А о чем с тобой хочет поговорить Киттредж? — неожиданно спросила она.
— А, ни о чем — это все немецкий. Я помогаю Киттреджу с немецким, — объяснил я.
— Том Аткинс был бы для тебя безопаснее, чем Жак Киттредж, — сказала мисс Фрост. Я знал, что это так, хотя не находил Аткинса привлекательным — разве что совсем немного: человек, который восхищается вами, со временем становится немножко симпатичен. (Но обычно из этого ничего не получается, ведь так?)
Но когда я собрался объяснить мисс Фрост, что меня не особенно привлекает Аткинс — что вообще-то мне нравятся не все мальчики, а лишь немногие, — в этот раз она прижала к моим губам свои губы. Она просто поцеловала меня. Это был крепкий поцелуй, довольно агрессивный; лишь один уверенный толчок, единственный выстрел ее теплого языка. Поверьте мне: мне скоро исполнится семьдесят; в моей жизни было много разных поцелуев, и этот был увереннее, чем любое мужское рукопожатие.
—
— А-а.
Я пошел за ней следом в фойе, все еще думая, что ее беспокойство о «времени» связано только с закрытием библиотеки, но мисс Фрост сказала:
— Полагаю, отбой у выпускных классов все еще в десять часов — кроме вечера субботы, тогда, вероятно, отбой по-прежнему в одиннадцать. Ничего не меняется в этой ужасной школе, правда?
Меня впечатлило, что мисс Фрост знает о времени отбоя в академии Фейворит-Ривер — не говоря уже о том, что она назвала час с абсолютной точностью.
Я наблюдал, как она закрывает на ключ входную дверь и гасит фонарь снаружи; она оставила лишь тусклую лампочку в фойе и прошлась по остальной библиотеке, выключая свет. Я успел совершенно забыть, что спрашивал у нее совета — относительно моей влюбленности в Киттреджа и о том, как «пытаюсь сдерживать» ее, — когда мисс Фрост вручила мне тонкую книгу. В ней было всего страниц на сорок пять больше, чем в «Короле Лире», который на тот момент был последней моей прочитанной книгой.
Это был роман Джеймса Болдуина под названием «Комната Джованни» — я едва смог прочесть название, поскольку мисс Фрост выключила весь свет в главной комнате. Остался только тусклый свет в фойе — которого едва хватило, чтобы мы с мисс Фрост могли спуститься по ступенькам в подвал.
На темной лестнице, освещенной лишь тем скудным светом, который проникал из фойе библиотеки, — и тусклым сиянием впереди, манившим в комнатку мисс Фрост, — я неожиданно вспомнил, что хотел спросить библиотекаршу еще об одном романе.
Имя Ал уже дрожало на моих губах, но я не мог себя заставить произнести его. Вместо этого я сказал:
— Мисс Фрост, что вы скажете о «Госпоже Бовари»? Как думаете, мне бы понравилась эта книга?
— Когда станешь постарше, Билл, думаю, ты ее полюбишь.
— Ричард тоже так сказал, и дядя Боб, — сказал я.
— Как, твой дядя Боб читал «Госпожу Бовари»? Ты про мужа Мюриэл? Да не может быть! — воскликнула мисс Фрост.
— Боб его не читал, он просто рассказал мне, о чем он, — пояснил я.
— Если человек не читал роман, он не может знать, о чем он, Уильям.
— А-а.
— Уильям, тебе нужно подождать, — сказала мисс Фрост. — Время читать «Госпожу Бовари» наступает, когда твои романтические надежды и желания рухнули, и тебе кажется, что все твои отношения в будущем принесут только разочарование — и даже опустошение.
— Тогда я подожду такого случая, — сказал я ей.
В ее спальне и ванной — бывшем угольном погребе — горела только лампа для чтения, прикрепленная к изголовью старомодной латунной кровати. Мисс Фрост зажгла свечу с ароматом корицы на ночном столике и погасила лампу. Затем она велела мне раздеться.