В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
Сибирцева потянуло туда, где железобетонные конструкции кончались и начинались кусты сирени и акации, где виднелись светло-зеленые валы липовой аллеи.
Оттуда доносилась музыка, там начиналось то самое, что так неизгладимо врезалось в память тринадцать лет назад: качели, карусели, силомеры… Он тогда израсходовал последнюю пятерку, тщетно пытаясь добить на силомере стрелку до деления 100.
Подскакивая до 90, стрелка на мгновение замирала и бессильно и вяло падала назад — па деревянную площадку.
Такой нее силомер стоит здесь
Он заплатил за четыре удара, вошел в ограду, засучил рукава, поплевал на ладони и взял в руки здоровенную, в полпуда весом, деревянную кувалду. Размахнувшись, ударил. Над головой зазвенел звонок — 100!!! Любопытная публика, преимущественно из рабочих, наградила удар вздохом похвалы.
— Ого!..
— Вот это ударчик!
— А ну еще, сынок, я заплачу… — прошамкал рядом какой-то старичок.
Три остальных удара были такими же свинцово-полновесными, как и первый. Как только кувалда падала на наковальню, стрелка стремительно взлетала вверх по желобу шкалы и металлически цокала о предельную планку силомера.
Из ограды Сибирцев вышел, сопровождаемый десятками взглядов, одобрительно мерявших его с ног до головы. Сразу не ушел. Хотелось посмотреть, как бьют другие. Так простоял он минут пятнадцать. Крякая, махали кувалдой здоровенные молодые парни, пробовали свою силу и пожилые, но никто не добивал до 100. Сибирцев уже решил уйти, как вдруг внимание его привлек молодой, среднего роста мужчина, одетый в серый костюм заграничного покроя. Ботинки и галстук на нем были также не отечественного производства. Войдя в ограду, он подошел к контролерше и подал билет.
— Иностранец! — бросил из толпы высокий узкоплечий парень в выцветшей тенниске и здесь же, приседая и озираясь, несколько раз кашлянул в кулак, как бы стараясь заглушить непрошено сорвавшееся с языка соображение. Его реплика погасила галдеж насторожившейся публики.
Бил иностранец по-кузнечному, с оттяжкой. После двух ударов, которые подбрасывали стрелку до рекордной черты, кто-то из толпы заметил:
— Ишь ты, иностранец, а бьет по-нашему!..
— Сразу видно, что приходилось костыли загонять в шпалы, — поддакнул хрипловатым голосом мужчина в форменной железнодорожной фуражке.
Иностранец повернул голову в сторону, откуда только что хрипловато пробасили. Добродушно сверкнул белым оскалом ровных зубов и, поплевав на ладони, круто размахнулся кувалдой. Публика одобрительно и приглушенно ахнула. Снова 100!..
Всматриваясь в иностранца, Сибирцев обратил внимание на две крупные, кипенно-белые пряди седых волос, которые в густой и черной, отливающей зеленоватым отблеском шевелюре походили на два белых куриных пера, случайно занесенных в банку с остывающим гудроном. Стерженьки перьев потонули в вязкой черноте, а пушистые белоснежные венчики, прилипшие к гудрону, еще сильнее подчеркивали цветовой контраст.
«Где ж я видел его? Где?..» — Сибирцев силился
Иностранец вышел из загородки и, чувствуя на себе любопытные взгляды притихшей толпы, направился к центральной аллее. Следом за ним двинулся Сибирцев. Им овладело неотступное желание вспомнить: где же видел он этого человека? Все прожитые годы то смутными, то ослепительно яркими кадрами мелькали в его памяти с сонмом лиц, вереницей городов и сел…
Сибирцев закрыл глаза. Ему вспомнились военные годы. Несколько шагов он шел с полузакрытыми глазами. И вдруг в сознании его яркой вспышкой промелькнуло лицо на фоне разбитой стены, на отщепленных дранках которой висели куски штукатурки.
«Стоп!.. Неужели это он? Не может быть!.. У того, кажется, глаза были разноцветные, один карий, другой вроде серый».
Обогнав иностранца, Сибирцев круто повернулся и, делая вид, что прикуривает (встал спиной к ветру), заглянул ему прямо в глаза. «Он!.. Таких повторений не может быть в целом мире».
На этот пристальный взгляд в упор мужчина в сером костюме не обратил внимания. Свернув с аллеи, он толкнул решетчатую деревянную калитку летнего ресторана и, пройдя мимо свободных столов, сел за маленький крайний столик под парусиновым грибком. Рядом и напротив были свободные места.
«Будь что будет!» — решил про себя Сибирцев и, миновав несколько столов со свободными местами, остановился у стола, за которым сидел иностранец.
— Разрешите?
— Пожалуйста. — В голосе незнакомца Сибирцев уловил типичный акцент европейца. Он сел напротив загадочного гражданина и, еще раз встретившись с ним взглядом, пришел к твердому убеждению: «Он!»
Иностранец заказал пиво и соленые сухарики. Заказал пиво с сухариками и Сибирцев. Он решил дальше не тянуть. Кашлянул в кулак, улыбнулся и, глядя в глаза соседу, сидевшему напротив, спросил:
— Извините, пожалуйста, но ваше лицо мне очень знакомо. Не кажется ли вам, что мы с вами где-то встречались? И причем в обстоятельствах весьма сложных?
— Мы?.. С вами?.. — В разноцветных глазах незнакомца отразилось удивление и желание найти хотя бы единственную знакомую черточку в лице собеседника. Он долго смотрел на Сибирцева и не находил этой черточки. Перед ним было типичное худощавое и слегка курносое лицо русского человека с серыми глазами и добродушным рисунком припухлых губ. Такие лица в России встречаются на каждом шагу.
После некоторого молчания незнакомец виновато пожал плечами и с тем же, свойственным только европейцам, акцентом ответил:
— Не могу припомнить.
— Вы немец? — мягко спросил Сибирцев.
— Да.
Официантка принесла пиво и сухарики. Начатый разговор оборвался.
После паузы, в течение которой собеседники почувствовали неловкость, Сибирцев сказал:
— Вы хорошо говорите по-русски.
— Да, — ответил собеседник, пока еще не дотрагиваясь до пива. — Кажется, неплохо.