В океане "Тигрис"
Шрифт:
НАШЕ УТРО
В шесть — полседьмого обитателей «Тигриса» будит колокол: завтрак на столе. Разведенное порошковое молоко, пшеничные или кукурузные хлопья, одно-два вареных яйца, бутерброды с маслом, джемом и сыром — как правило, это собрано и приготовлено Карло, он обычно встает первым. Сегодня, однако, расстарался Асбьерн — сварил овсянку, разбавив питьевую воду морской.
Овсянка получилась специфическая, не из-за морской воды — ее в смеси с пресной пить можно, — а из-за сахара: сладкое плюс соленое — гм, — в общем,
Разливаю дневные рационы в индивидуальные фляжки, наполняю расходную хозяйственную канистру.
Личные свои ложки, миски, кружки моем сами, качая забортную воду небольшой помпой в пластиковую ванночку. Общественную посуду драит очередной кухонный мужик, в данном случае — Эйч-Пи.
Желающие — пишущий в их числе— приступают к бритью.
На «Ра» я брился безопасной бритвой, теперь у меня электрическая, на батарейках. Бритье доставляет большое удовольствие, освежает и помогает сосредоточиться. Все наши «гениальные» мысли, несомненно, рождены в процессе бритья.
Утро кончено, день начат. Как муравьи, расползаемся по кораблю.
НАШ ДЕНЬ
Заботы разнообразны, и всех дел не переделать никогда.
Сегодня, к примеру, надо вычистить щель между крышей хижины и платформой на ней. В щели скопилось множество всяких вещей, засунутых «на минутку», они продавливают камыш, и в дождь крыша потечет. Требуется вынуть лишнее. Этим занят Карло. После того как он с этим справится, он намерен отбыть на рыбалку.
Детлеф стоит на мостике, в девять ноль-ноль я его сменю. Его с помощниками ждет работа долгая и тяжелая: ставить между бортом и веслом из толстого куска каната амортизатор. Седло «Тигриса», как помните, перекошенное, вдруг вернулось на место — волны сильнее кувалд, — и теперь правый руль прижат к корпусу вплотную, а левый прогибается и в принципе может сломаться.
Эйч-Пи забрался на мачту и распутывает фал паруса.
Норман вышел на связь с Бахрейном.
Тема переговоров животрепещущая, а для одного из членов экипажа просто по-настоящему больная. Сломалась кинокамера Норриса, та самая, с потаенным микрофоном, единственная звуковая на борту.
Норриса преследуют несчастья. Оманское творческое фиаско, нынешняя поломка, и почему-то все запасные части оставлены на Бахрейне. Пытаемся вынудить Би-би-си организовать нам посылку с мыса Эль Хадд на катере или на вертолете. Мыс от нас в шестидесяти милях, надеемся пройти его завтра, к полудню.
Погода пасмурная, небо в тучах, довольно прохладно. Мимо спешат танкеры, вероятно, от Суэца к нефтяным берегам.
Лодка заметно погрузилась, волны захлестывают, особенно справа на корме и слева по носу. Ветер слабеет. Готовится сменить направление? Посмотрим.
Вот после обеда и посмотрели. Ветер уже гонит нас курсом 180°. На берег.
НАШИ СУМЕРКИ
Поменяли с Карло веревку в левой верхней уключине. Поговорил с Москвой, сообщил домой краткое «Все в порядке» и принял ответ — через посредников-радиолюбителей — таковое же.
С мостика окликнул Тур:
—
— Что, уже виден Индостан?
— К дьяволу Индостан. Тащит на юг. И не определиться, солнца нет.
— Что же делать?
— Прежде всего подумать о дополнительном парусе. Он даст возможность увеличить скорость и маневренность.
Передал распоряжение Тура Норману, он тут же вышел на мостик. И началась дискуссия.
Есть три возможности: а) развить скорость и на всех парусах мчать вперед — авось славируем и пронесет; б) выбросить плавучий якорь, лечь в дрейф и ждать; в) развернуться и пойти на север, обратно.
Тур, похоже, склонялся ко второму варианту. Норман настоял на первом — и полез на мачту. Эйч-Пи, Норрис, Рашад спешно готовили к подъему «носовой платок» и ждали команд. Норман молча спустился, скрылся в хижине, и вдруг — истошный вопль. Я в испуге бросился оказывать помощь, но это он просто уронил в воду свою финку. Выкрикивая проклятия, полез на мачту снова, через четверть часа в полутьме спустился, и стало ясно, что парус мы сегодня не поднимем. Из трех возможностей не реализовано ни одной — плывем, куда гонят ветер и волны.
Карло разворчался: «Уж не знаю, демократизм это или мягкотелость. Где единоначалие?!» Трудно с ним не согласиться.
НАШ ВЕЧЕР
Тура подменил на мостике Герман, Германа — я: рулил, а трое главных навигаторов выбирали сколько-нибудь оптимальный курс — подсвечивали кормовой буй и распоряжались: «Держи 140°… 150°… 160°… 170°…» Остановились на 165°, ушли ужинать. Вскоре Герман, перекусивший наскоро, вернулся и отправил меня к столу.
Сладковатая каша, обозванная рисовым пудингом, кофе, сыр, хлеб — обязательные разговоры. Россказни. Байки. За ужином мы добреем и размягчаемся. И взбадриваемся, как бы ни был тяжел день.
Сегодня в центре внимания — отсутствующий за столом Герман.
Кто-то пошутил, что миллионер добрую половину дня продремал и вряд ли «Тигрис» поможет ему сбавить вес, если он на это рассчитывает. Шутка была беззлобная, но Тур почувствовал себя слегка уязвленным и поведал о нескольких Германовых подвигах.
Повествование открылось историей, которую я слышал еще в Эль-Курне: о том, как Герман фотографировал девочку в стране болотных арабов. Далее рассказывалось, как Герман провел Тура на осмотр только что открытой в Мексике пирамиды, провел, невзирая на правительственный запрет, мимо вооруженной охраны, представившись шурином президента.
— Знаете, что было в этом предприятии самое трудное? — спросил Тур.
Мы, конечно, не знали.
— Самое трудное было потом, когда мы получили официальное приглашение, делать вид, что обозреваем сокровища пирамиды впервые.
Действие следующей байки развертывалось на границе двух не очень дружественных государств. Герман в репортерском раже забрел куда не следовало, и его повели на заставу, обвешанного камерами, с поднятыми руками. Перепуганная спутница Германа бросилась к пограничникам улаживать конфликт, но Герман крикнул ей: «Что же ты! Снимай!» — и еще более гордо вскинул руки.